Лорел Гамильтон - Ласка сумрака

– Это глупо.

Она кивнула.

– Он всегда был больше заинтересован в иллюзии чистоты, чем в самой чистоте.

– Что может выстоять против Безымянного? – тихо спросил Дойл, словно размышляя вслух.

– Никто не знает, потому что мы связали его, не испытав. Но оно переполнено магией – старой магией, такой, которой мы не терпим больше даже среди неблагих. – Она шлепнулась на край постели. – Если тот, кто его выпустил, сумев скрыть от нас... Если он сможет управлять Безымянным, оно станет очень сильным оружием.

– Чем я могу служить моей королеве?

Она взглянула на него при этих словах, и взгляд не был враждебным.

– Что, если я велю вернуться домой, вернуться – и охранять меня? Что, если я скажу, что не чувствую себя в безопасности без тебя и Холода?

Он упал на одно колено. Волна волос скрыла лицо.

– Я по-прежнему капитан Воронов королевы.

– Ты вернешься? – тихо спросила она.

– Если королева прикажет.

Я села на кровати и постаралась сохранить видимость спокойствия. Прижала колени к груди и попыталась выглядеть совершенно никак. Если я смогу ни о чем не думать, мое лицо ничего и не выразит.

– Ты говоришь, что ты все еще капитан моих Воронов, но ты ведь все еще мой Мрак, или ныне ты принадлежишь другой?

Он не поднял голову и не ответил. Я по-прежнему пыталась ни о чем не думать.

Она окинула меня очень неприятным взглядом.

– Ты украла у меня моего Мрака, Мередит.

– Какого ответа ты от меня ждешь, тетя Андаис?

– Мудро с твоей стороны напомнить мне о нашей обшей крови. Впрочем, вид его исцарапанной спины подарил мне надежду, что в тебе больше моего, чем я думала.

Ни о чем, ни о чем, я ни о чем не думаю... Я вообразила пустоту – словно смотришь в окошко на другое окно, и следующее, и следующее... Пустота, ничто.

– Безымянное выпустили намеренно, Мрак. Пока я не узнаю, с какой целью это сделано, я буду защищать все мои активы. Прекрасная Мередит – один из таких активов. Я все еще надеюсь получить от нее ребенка.

Она посмотрела на меня далеко не дружелюбно.

– Он так великолепен, как выглядит?

Я приложила усилия, чтобы сделать голос таким же невыразительным, как лицо.

– Да.

Королева вздохнула.

– Жаль. С другой стороны, мне все-таки не хотелось рожать щенят.

– Щенят? – не поняла я.

– Он тебе не говорил? Две тетушки Дойла большую часть времени бегают в собачьих шкурах. Его бабка была гончей дикой охоты. Адские гончие, как зовут их теперь люди, хотя нам-то известно, что ничего общего с Адом они не имеют. Совершенно другая религиозная система.

Я помнила звонкий лай и голод в глазах Дойла.

– Я знала, что Дойл – не чистокровный сидхе.

– Его дед был пука, и настолько злобный, что соединился в собачьей форме с гончей дикой охоты и дожил до того, чтобы рассказать об этом. – Она улыбнулась мило... и злорадно.

– Так, значит, Дойл – такой же продукт смеси генов, как и я. – Голос остался спокойным, ага. Молодец я!

– Но знала ли ты, что он частично пес, когда брала его в свою постель?

Дойл так и стоял на коленях все это время, и волосы скрывали его лицо.

– До того, как он проник в меня, я уже знала, что частью своей крови он обязан дикой охоте.

– В самом деле?

Она постаралась выразить этой фразой свое недоверие.

– Я слышала лай гончих из его горла. – Я отвела волосы, чтобы она увидела след укуса на моем плече, очень близко от шеи. – Я знала, что он грезит о моей плоти более чем в одном смысле – до того, как я позволила ему утолить и тот голод, и другой.

Ее глаза снова стали жесткими.

– Ты удивляешь меня, Мередит. Не думала, что у тебя хватит духу на секс с насилием.

– Я не получаю удовольствия, причиняя боль. Насилие в спальне по общему согласию – дело другое.

– Никогда не видела разницы.

– Знаю, – согласилась я.

– Как ты это делаешь? – спросила она.

– Делаю что, моя королева?

– Как тебе удается этак спокойненько, с милой улыбкой и нейтральными словами сказать "Иди ты к черту"?

– Это не было намеренно, тетя Андаис, поверь.

– Хорошо хоть не стала отрицать.

– Мы не лжем друг другу, – сказала я, и на этот раз мой голос прозвучал устало.

– Встань, Мрак, и покажи своей королеве твою несчастную спину.

Он молча встал, повернулся спиной к зеркалу и отвел волосы вбок.

Андаис приблизилась к зеркалу, вытянув руку в перчатке вперед, так что на секунду мне померещилось, что ее рука так и выйдет из стекла, словно трехмерная проекция.

– Я считала тебя доминантным, Дойл, а мне не нравится подчиняться.

– Ты никогда не спрашивала о моих пристрастиях, моя королева. – Он так и стоял к ней спиной.

– А еще я даже не предполагала, как щедро ты одарен внизу... – Она проговорила это обиженно, словно ребенок, не получивший на день рождения желанного подарка. – Я хочу сказать, ты же происходишь от собак и пуки, а они не могут этим похвастать.

– Многие пуки имеют больше одной животной формы, моя королева.

– Собака и лошадь, да, иногда еще орел – знаю, знаю. А какое это имеет отношение... – Она остановилась на полуслове, и на ее накрашенных губах зазмеилась улыбка. – Ты хочешь сказать, что твой дед мог превращаться не только в пса, но и в жеребца?

– Да, моя королева, – тихо сказал он.

– И снасть, как у жеребца, – рассмеялась она.

Он не ответил, лишь пожал широкими плечами. А я была слишком испугана ее смехом, чтобы смеяться вместе с ней. Насмешить королеву – не всегда безопасно.

– Мой Мрак, это все чудесно, но все же ты не конь.

– Пуки – оборотни, моя королева.

Смех стал потише, а потом она сказала все еще смеющимся голосом:

– Ты намекаешь, что способен менять его размер?

– Разве я могу намекать на что-то подобное? – спросил он своим обычным невыразительным тоном.

Я видела, как по ее лицу – слишком быстро, чтобы уловить их все, – проплыли эмоции: недоверие, любопытство и наконец – острое желание. Она пожирала его глазами, словно нищий, глядящий на золотой слиток: ревниво, завистливо, алчно.

– Когда все это кончится, Мрак, если ты не станешь отцом ребенка принцессы, тебе придется делом доказать свою похвальбу.

Думаю, здесь мне наконец изменило спокойствие, но я честно старалась.

– Я не хвалюсь, моя королева, – почти прошептал Дойл.

– Я уже не знаю, чего хочу больше, мой Мрак. Если у вас с Мередит будет ребенок, я никогда не познаю удовольствия от тебя. Но то, что я о тебе думаю, то, что на самом деле удерживало меня от близости с тобой, никуда не исчезло.

– Смею ли я спросить, что это такое?

– Ты можешь спросить. Может быть, я даже отвечу.

Пауза длилась секунду или две, потом Дойл спросил:

– Что же удерживало тебя от близости со мной все эти годы? – Он повернул голову так, чтобы видеть ее лицо.