Руслан Мельников - Эрдейский поход

– Ты того... Не серчай. И – спасибо за помощь.

– Не стоит благодарностей, – криво усмехнулся татарин. – Нам просто срочно требовалось убежище. Здесь оно есть. Вот и все.

И все? А если бы не требовалось? А если бы убежища не было? Тогда как? Проехали бы мимо?

– А вот вам спасибо, – вдруг склонил голову кочевник, – за то, что не оставили нас за стеной.

– Не за что, – хмыкнул в свою очередь Всеволод. – Нам просто позарез нужны клинки, копья и стрелы, покрытые серебром. И опытные вой, умеющие обращаться с этим оружием.

Помедлив, добавил:

– Вот и все.

Теперь они в расчете.

О посеребренном татарском оружии и о том, что ищут под Сибиу-Германштадтом кочевники, у них еще будет разговор. Чуть позже. А пока...

– Как думаешь, далеко вы оторвались от упы... от демонов-мангусов? – перешел Всеволод к более насущным вопросам.

– Не знаю – ответил степняк. – Но мы скакали так быстро, насколько это возможно. Больше десятка лошадей пали по пути. Если повезет, солнце встанет прежде, чем здесь появятся охотники за кровью. Ну а если нет...

Татарин выразительно пожал плечами.

– Ясно. Что ж, ставьте коней, растягивайте по стенам свои арканы. Будем готовиться к худшему.

Степняк отдал пару кратких команд. Кочевники вокруг засуетились, забегали. Сам же татарский воевода остался неподвижен и лишь безучастно наблюдал за происходящим.

– Тебя как звать-то? – спохватился вдруг Всеволод. – А то ведь сражались вместе...

Рядом недовольно фыркнул Золтан. «А после – чуть не поубивали друг друга», – покосился на шекелиса Всеволод.

– ...И имени друг друга не знаем.

– Сагаадай – мое имя, – сказал степняк. Пояснил не без гордости: – Что значит Белый.

Всеволод сдержал усмешку. Белого вообще-то в этом чернявом кочевнике с обветренным, коричневым, будто обожженная глина, лицом было разве что драное серебро на рваном доспехе.

– Я юзбаши, – еще немного помолчав, присовокупил татарин. – Начальник сотни в этом походе.

– В походе против угров?

– Нет, урус. Мой поход против мангусов.

– В самом деле?

– Шел бы я против людей – не стал бы серебрить сталь. И арканы. И копейные древка.

Что ж, оно, конечно, тоже верно. Слишком много серебра на бронях и оружии татар. Белого серебра, начищенного, в образцовом порядке содержащегося. Да и объявились степные кочевники там, где людей почти не осталось и где уж не сыщешь большой поживы. Разве что только собственную смерть.

– Кто вы, Сагаадай? – напрямую спросил Всеволод. – Зачем вы здесь?

Собственно, имелась у него одна догадка. Да нет, не догадка – ответ был очевиден. Но спросить все же следовало. Чтоб увериться наверняка.

В узких щелочках глаз Всеволод разглядел огоньки. Вспыхнули на миг такие... Необидные, но насмешливые.

– Неужели ты все еще не понял, урус? Мы – те же, кто и вы.

– Кто вы? – повторил свой вопрос Всеволод. Если этот Сагаадай знает...

– Харагуул. Тунга Харагуул. Дозор Ночи.

– Дозор Ночи?

– Сторожа, если по-вашему.

Та-а-ак... Все-таки так! Вообще-то, старец Олекса говорил – тевтонские гонцы из Залесья посланы с просьбой о помощи во все сторожи. Но что одна такая стоит в татарских степях... Кто бы мог подумать!

– И у вас тоже? – спросил Всеволод... – Проклятый проход? Граница обиталищ, прочерченная кровью?

Кочевник кивнул:

– И у нас. Тоже.

После недолгой паузы продолжил:

– Только больше говорить об этом я не буду. Не обижайся, урус, но нет у меня такого права – рассказывать о своем Харагууле. Те, кому положено о нем знать, – знают. Те же, кому надлежит оставаться в неведении...

– Я все понял, – перебил Всеволод.

Еще одна сокрытая сторожа... закрытый Харагуул. Что ж, так тому и быть. Если тайна рудной черты перестает быть тайной, рано или поздно открывается проклятый проход. Эрдей научил...

Всеволод покосился за ворота, где лежали груды изрубленной и исколотой нечисти, тряхнул головой:

– Пусть твоя история останется при тебе, Са-гаадай. А моя – при мне.

– Пусть, – эхом отозвался татарский юзбаши. И напомнил: – Ты так и не назвал своего имени, урус.

В самом деле – непорядок. Узнал чужое имя – скажи свое.

– Зови меня Всеволодом, Сагаадай. Я здесь тоже за сотника-воеводу.

Правда, от обеих сотен нынче остались только названия. Татарский «юз» уменьшился наполовину. Кроме того, от когтей и клыков упырей приняли свою смерть все загонные и вьючные лошади кочевников. У русичей потери после штурма исчислялись тремя десятками бойцов. Шекелисов уцелело ровно десять человек. Если считать вместе с Золтаном. Еще был пес. Огромный белый злой волкодав, зубы которого, впрочем, не могли причинить вреда упырю, ибо на собачьи клыки серебро не положишь.

А до рассвета – далеко. А по татарским следам к Сибиу подступают новые кровопийцы темного обиталища.

Степняки быстро и ловко оплели арканами заборала стен и башен. Снаружи. Поверху. Теперь там уже так просто не пролезть. Упыри неминуемо запутаются в посеребренной паутине. Значит, у защитников будет больше времени. Значит, проще будет сдерживать натиск штурмующих. Хотя бы в первые минуты, пока «силки» не порвутся.

Пару длинных веревок пропустили сквозь изгрызенные, покореженные, погнутые прутья решетки внешних ворот. Ее хоть и подпирали снаружи груды бледнокожих тел, но это – на тот случай, если живые упыри вдруг вздумают растаскивать в арке завал из мертвых. Серебрёными арканами обмотали также обе решетки внутренних врат, выходивших в город и пострадавших в меньшей степени

Затем расставили воинов. Татарских лучников вперемешку с русичами и шекелисами – у верхних бойниц. Небольшой отряд копейщиков оставили внизу – в резерве. Для защиты ворот, коли в том возникнет нужда. И для пригляда за конями. Коней-то стало больше, а разгоряченные и задиристые низенькие степные дикари еще плохо ладили с рослыми русскими жеребцами и неспокойными лошадками угров.

Дозоры на башнях всматривались в посеребренную лунным светом ночь. Лютый ворог в ночи пока не объявлялся. То ли не подошел еще, то ли таится уже где-то поблизости – за рвом, за домами посада и на темных улицах Сибиу, готовясь к нападению.

Тянулось тягостное ожидание. Тихонько тренькала на стене цимбала – это Раду проверял и настраивал свой чудом уцелевший во время штурма инструмент. Там-сям позвякивала сталь. Всеволод наблюдал за предводителем степняков. Конрад и Бранко тоже подошли к кочевнику.

Сагаадай сидел на конском потнике, скрестив ноги. Сотник-юзбаши осматривал стрелы. Не торопился, тщательно проверял каждую – не треснута ли, не надломана. Не смято ли оперение. Крепко ли держится на древке широкий зазубренный наконечник.

По наконечнику каждой стрелы шел извилистый желобок. С одной стороны и с другой. В желобке – ниточка белого металла. Тонкая, но и того вполне достаточно, чтобы свалить упыря или волкодлака. А частые зубцы не дадут раненой твари выдернуть жало: нечисть будет носить его в себе, покуда не издохнет в корчах. Таких осеребренных стрел в татарском колчане оставалось одиннадцать. А вместилось бы десятка три-четыре. Славно, видать, пострелял татарский сотник, прежде чем врубился в рукопашную.