Алекс Орлов - Тайный друг ее величества

Тут подвезли материал, и обе артели принялись за работу. Когда закончили, прозвучал обеденный гонг, и работники потянулись к большому парящему котлу, где варилось крепко пахнущее рыбой варево. Помимо небольшого количества пшена оно состояло из всего того, что можно было найти на берегу океана. Водоросли, моллюски, крабы и битая штормом рыба – в пищу невольникам годилось все.

Работники выстроились в две очереди, одни – за просяным хлебом, другие – за похлебкой, потом менялись местами.

Фундинул с сыном и Углук расположились вместе.

Гномы, не сговариваясь, сдвинули свои миски в сторону орка, Одигул оставил себе только хлеб, а Фундинул отдал старому товарищу и хлеб тоже.

– Эй, а как же вы? – забеспокоился орк.

– Не переживай, я давно уже не ем этой бурды, – отмахнулся Фундинул. – Да и Одигул редко больше ложки съедает, он на берегу промышляет, за день так наедается, что к вечеру его этими крабами тошнить начинает.

– А ты чем живешь? Вон и живот у тебя через ремень свешивается.

– Приспособился тут обувь чинить, я ж на все руки мастер. Предложил одному надсмотрщику сапог залатать, у них тут хороших обувщиков – по пальцам перечесть. Тот согласился, а я ему колодки поправил, носочки вздернул и рантик из кованки медной выделал, потом углем да жиром натер, они заиграли, как жемчуга! Он как увидел свою бывшую обувку, так куда спесь вердийская подевалась – благодарить меня стал, руку жать, а потом принес каравай белого хлеба. Вот уже две недели ко мне со всего берега ходят обувь чинить, все, что ни попрошу, приносят. Я и с работы пораньше ухожу, потому как есть на то указание здешнего управляющего.

– Да, – торопливо прожевывая хлеб, согласился Углук, – с твоими руками брюхо пустым не будет. Ты молодец. А я пьяница и обжора.

– Я-то думал, ты в Ливене обретаешься, под присмотром его милости Каспара Фрая.

– Так и было, – подтвердил орк, вычищая кусочком хлеба остатки жидкого навара. – А потом заскучал от спокойной жизни и подался на новую службу. Ничего особенного, там драка, тут драка, но все как-то несерьезно, даже по лбу как следует ни разу не получил. Не то что с его милостью. С ним-то весело было, раз – и болт в брюхе!

Орк и гном негромко засмеялись, теперь об этом можно было и пошутить, но в тот раз, когда такое случилось, Углук выжил только благодаря мессиру Маноло.

– Эх, а хорошо бы сейчас снова встать под знамя его милости, – вздохнул гном. – Мы бы этих проходимцев… – Он осторожно покосился на охрану. – Мы бы их враз в море скинули.

– Дай срок, может, еще и скинем, – серьезно пообещал Углук. – Как там твой Шустрик-Быстрик поживает?

– Не поживает уже, околел.

– А чего так?

– Чернила выпил, – вмешался Одигул. – Две меры, а они на волчьей ягоде были настояны.

– Да, жаль скотинку. Боевой был мул.

– На-ра-бо-ту! На-ра-бо-ту, бестельники! – стал кричать Ваулис, ударяя билом в гонг. Работники спешно заглатывали остатки скудного обеда и спешили к стапелям. Тем, кто был не слишком проворен, полагалось десять плетей.

Когда воз остановился перед воротами замка вердийского конвендора, Каспар пришел в себя и открыл глаза. Бок нестерпимо жгло, как будто в рану насыпали соли. В первую минуту Каспар подумал, что это пытка, но затем приподнял голову и увидел, что одет полностью, да и повязка на месте, а вот под ней рану будто разрывало.

Из того, что с ним случилось, Каспар помнил немного. В крепости его ударили по голове, а потом везли связанного в Тыкерью. Он не сомневался в том, что будет приговорен к смерти, вот только зачем было везти его в Тыкерью, может, из его казни хотят устроить потеху для черни?

Руки пленника были растянуты в стороны и привязаны сыромятными ремнями к боковым сборкам воза. Справа и слева ехали конные, по трое с каждой стороны. Их мечи лежали в ножнах, однако взгляды были острее клинков. Эти солдаты не забыли, что сделал Каспар с их товарищами при помощи жуткой «лаплодуббан эппсо».

Воз въехал на мощенный булыжником двор и остановился. Каспар огляделся: со всех сторон стояли высокие постройки, сложенные из серого булыжного камня. Островерхие крыши были покрыты медью, коньки венчали фигурки морских животных.

К возу подошел человек с непокрытой головой, его лицо показалось Каспару знакомым.

– A-a, очнулся, сволочь… Отвяжите его и поднимите!

Сопровождавшие Каспара солдаты спешились и стали отвязывать его, грубо дергая за узлы, чтобы доставить пленнику боль.

– Поосторожнее с ним, придурки! – обругал их Иппон по вердийски. – Это не простой пленник, это шпион короля!

Солдаты засопели от злости, но обращаться с Каспаром стали бережнее. Его подняли с воза и поставили на ноги, сильная резь пронзила низ живота, Каспар поморщился и, повернувшись к Иппону, сказал:

– Ваша милость, мне по нужде нужно…

– Потерпишь, оккупантская рожа!

– Сил нету терпеть, я налью в штаны и буду вонять!

– Ты и так уже воняешь, – попытался возразить Иппон, однако сдался. Залитый мочой пленник не годился на роль опасного королевского шпиона, с поимкой которого Иппон связывал большие надежды.

Под присмотром четверых солдат Каспара отвели в небольшой флигель, что-то вроде лакейской, где указали отхожее место, чисто вымытое, с побеленными каменными стенами.

Каспар опорожнял растянувшийся мочевой пузырь со стоном облегчения, казалось, его струя никогда не иссякнет. Но вот наконец все закончилось, и он вышел к охранникам, улыбаясь им, как своим родственникам.

Рядом с возом ждал нетерпеливый Иппон.

– Ну что, теперь не нальешь в штаны? – усмехнулся он.

– Благодарю вас за сострадание к раненому, ваша милость, – поблагодарил Каспар.

Иппон хотел сказать в ответ какую-нибудь грубость, но передумал. В конце концов, он ведь не обычный солдафон, а представитель конвендора.

– Иди давай, сейчас у тебя пропадет желание шутить, рембуржец.

Понукаемый двумя охранниками, Каспар двинулся следом за этим человеком со знакомым лицом. Вспомнить, где они виделись, не удавалось, жжение в правом боку так донимало, что напрочь отшибало все мысли.

Во дворце оказалось сумрачно и пахло сыростью. Отделанные камнем стены украшала резьба, изображавшая разделанную сельдь, сцепившихся клешнями крабов и промышлявших моржа охотников. Поднимаясь по лестнице, Каспар невольно искал хоть что-то, что напоминало бы росписи и барельефы королевского дворца или замка Ангулем, но всюду было одно и то же – рыба, крабы и несчастные морские животные, пронзаемые острыми гарпунами.

«Жалкие варвары», – мысленно посетовал Каспар, прислушиваясь к ощущениям в раненом боку. Жжение то доходило до нестерпимого, то отпускало и разливалось теплом по ребрам и бедру.