Дарья Иволгина - Степная дорога

– В таком случае, – терпеливо молвил Соллий, – не мог бы ты сказать мне, как называли прежде хаана?

– Хаана называли Арихом, – проворчал раб. – Дивно мне слышать это имя. Как только язык мой не отсохнет? Не ему поганить это славное имя!

– Если ты позволишь, я буду употреблять в разговоре с тобой именно это имя, Арих, – настаивал Соллий. – Так покажи мне ногу.

Он осторожно коснулся искалеченного колена и покачал головой.

– Неправильно срослось. Можно сломать и заставить кости срастись заново…

– Мне перережут горло, если я не смогу ходить, – сообщил Арих. С полным безразличием, как о каком-то незнакомом человеке. – Зачем это они станут кормить раба, который ничего не делает, а только лежит себе да хворает? И того довольно, что с этой ногой я пролежал две седмицы. И то – работал!

– Послушай, – заговорил Соллий, – есть в двух мирах два Божественных Брата…

Чего угодно ожидал Салих от своего безрассудного возвращения в степь, но только не этого…

Пока Алаха готовилась к отъезду – а у легкой на подъем девочки вся подготовка заняла бы несколько часов, если бы ее не задерживал спутник – чего только не передумал Салих, представляя себе это возвращение! Наиболее вероятным было столкновение с Арихом. Вряд ли молодой вождь забыл об оскорблении, которое нанес ему невольник сестры. И уж кто-то, а Арих этой обиды не спустит – постарается отомстить. Отыграется на сестре.

А уж этого Салих допустить не сможет. Тут-то и схватятся они с Арихом за ножи… Последствия же поединка невольника с вождем были настолько очевидны, что о них даже и раздумывать не приходилось.

Но не отказываться же от Алахи из-за этой опасности, пусть даже смертельной!

Другое обстоятельство, удерживавшее Салиха в Мельсине, было куда более мучительным. Мать. После стольких лет разлуки, неведения, почти забвения… Как она переживет необходимость вновь расстаться с недавно обретенным старшим сыном?

Но Фадарат оказалась более мудрой, чем предполагал Салих. Оно и неудивительно. Он-то всю жизнь знался, почитай, с одним только сбродом, обитателями рабских бараков и завсегдатаями печальных караванов, с теми, на ком и клейма уже поставить было, кажется, негде…

Фадарат выслушала сына спокойно. Опечалилась, конечно, но совет брата Гервасия поддержала.

– Поезжай с ней, если прикипел к ней душой, – сказала мать. – Не оставляй ее одну… Мало ли какой бедой встретит девочку ее родной край? Пока тебя нет дома, всякое может случиться… Говоришь, остались там враги? Ничего, помиришься и с врагами… – Она вздохнула. – Конечно, куда проще было бы, сынок, если бы ты нашел себе невесту здесь, в Мельсине… Но коли уж полюбилась тебе эта маленькая гордячка… Ступай. Девочка она хорошая. Из таких вот, задиристых и храбрых, получаются потом замечательные жены. Увидишь – она еще нарожает тебе сыновей… А мне внуков.

Салих крепко обнял мать.

– Спасибо тебе, – тихо сказал он. – Спасибо на добром слове! И за напутствие благодарю… А только внуков ты, скорее, от Мэзарро дождешься. Я уеду – и луна не успеет стать полной, как придут они к тебе с Одиерной просить благословения.

Фадарат улыбнулась сквозь непрошеные слезы.

– Все это хорошо, – шепнула она, – все это замечательно, сынок… А только я хотела бы встретить старость рядом с тобой… Столько лет в разлуке прожили! Возвращайся скорее.

– Я вернусь, – обещал он.

…Да, многое представлялось Салиху, пока они добирались до стойбища рода Алахи. Многое. Но только не ТАКОЕ.

По каким-то неведомым приметам, одной только ей и знакомым, Алаха поняла, что цель их путешествия близка. Радостно закричала, ударила коня пятками, погнала вперед. Яркий шелковый платок на голове девочки так и вспыхивал под пылающими лучами полуденного солнца. Далеко видать ее, умчавшуюся вперед, – точно маковый цветок по выгоревшей траве скачет.

Салих помчался следом.

И вдруг – словно споткнулась Алаха. Натянула поводья, на всем скаку остановила коня. Конь заплясал под ней, завертелся. Алаха растерянно озиралась кругом.

Ни шатров, ни стад – ничего, что говорило бы о присутствии здесь кочевого рода.

Может быть, они ушли? Некоторое время Салих всерьез размышлял над этим, а между тем тревога все глубже вгрызалась в его сердце. Там, подспудно, он уже догадался, в чем дело.

А Алаха все глядела расширенными глазами на то, что открылось их взору. И не верила.

– Они ушли, госпожа моя, – сказал Салих, подъезжая ближе к ней. – Видимо, откочевали к северу, туда, где гуще трава и еще остались пастбища, пригодные для выпаса стад… Нам нужно поискать их следы, и тогда…

Она покачала головой. Зубы у нее постукивали, глаза делались все больше и больше на бледном лице. Слезы дрожали в них, но так и не скатились по щекам. Не такова дочь и сестра вождей, чтобы плакать!

– Они не ушли, Салих, – проговорила она, сама не замечая, что обратилась к своему рабу по имени, как к равному. – Разве ты не видишь? Все они остались здесь!

Медленно тронула она коня и проехала еще несколько шагов. Худшие подозрения Салиха оправдались. И места для надежды уже не осталось.

На том месте, где некогда гордо высился белый расписной шатер матери Алахи, безобразным пятном чернело пепелище. Стервятники уже завершили свою страшную работу, и глазам Алахи открылись дочиста обглоданные кости людей и животных.

Медленно, медленно, как во сне, ехали двое всадников по этому царству смерти.

Разные люди, принадлежащие к различным народам и племенам, представляют себе преисподнюю по-разному. Одни – как мрачную глубокую пещеру, где тихо капает вода, где клубится туман и бродят, стеная, неприкаянные, вечно тоскующие души умерших. С точки зрения Салиха, это было наиболее достоверное предположение о том, как выглядит ад. Он сам провел в таком аду больше года и хорошо понимал: подобные представления не на пустом месте зарождаются.

Другие утверждают, что душа после смерти угасает, умирает и рассыпается прахом, подобно телу – только это разложение идет гораздо медленнее, и может затянуться на тысячелетия.

Для третьих царство мертвых – это вечная ночь и пронизывающий холод, тьма, одиночество, ломкий лед, об который, как об нож, можно порезать руку…

Ошибались и те, и другие, и третьи! И сам Салих ошибался. Не похоже царство смерти, откуда Незваная Гостья выходит в мир, к людям, за новой добычей, на недра Самоцветных Гор. Вот – царство Мораны Смерти, вот оно: беспощадное, огненное солнце в ярко-синем небе, чей свет заливает черные пятна пепелищ и костров, заставляет сверкать мертвенной белизной кости людей – людей, еще совсем недавно бывших молодыми, полными сил, желания любить и сражаться, охотиться и пировать, пить хмельные вина и распевать громкие, воинственные песни! Да, яркое солнце, тишина и остывший пепел.