Владимир Ленский - Проклятие сумерек

– Как ложь может стать ремеслом? – спросил сын Талиессина.

– Что? – Ренье с трудом очнулся от задумчивости.

– Я спросил, каким образом вы так чудесно устроили свою жизнь, что вранье сделалось вашим хлебом? – повторил вопрос Гайфье.

Пиндар насмешливо прищурился. Ренье поймал его взгляд, и вдруг вся душа Пиндара обнажилась для него в этом взгляде. Так смотрит один холуй на другого, впавшего в немилость. Торжество светилось в глазах Пиндара: теперь, когда соперник вот-вот будет устранен, все крошки с господского стола упадут только в одну жадно раскрытую пасть!

В это мгновение Пиндар умер для Ренье. Их общая юность, споры о сущности прекрасного, «эстетика безобразного», за которую так жестоко доставалось Пиндару от других студентов, даже трогательная дружба Пиндара с напыщенной девицей Софеной – все это было обесценено и умерщвлено одним-единственным взглядом.

Ренье сказал:

– Лгут актеры, разыгрывая совсем не тех людей, которыми являются. Лгут поэты, слагая стихи о чувствах, которых никогда не испытывали. Лгут такие, как я, – живущие за счет скучающих женщин. Но все мы искренни и потому не опасны.

– Разумеется, – пробормотал Гайфье. – Кинжал – не лжет, он искренен. Но опасен.

– Не особенно, если он в ножнах, – возразил Ренье.

– А если нет?

Пиндар вмешался:

– Оружие опасно всегда, и не следует обольщаться на сей счет.

– В таком случае что есть оружие? – живо повернулся к нему Ренье. – Шомпол? Табурет? Тяжелое глиняное блюдо? Осколок стекла? Любой предмет в умелых руках превращается в оружие.

– Черепица, – вставил Гайфье. – Не так ли, любезный Эмери?

– Музыка не лжет, – продолжал Ренье, не поняв намека. – Лжет только человеческое сердце. Но там, в самой его глубине, оно все равно знает о своей лжи. Тем и опасна музыка, что обращается к его правде.

– Ты рассуждаешь совершенно как композитор, – заметил Пиндар. – Может быть, ты все-таки Эмери?

– Хорошо, я Эмери, – сдался Ренье. – Если это тебе удобнее.

– Удобство – великая вещь! – изрек мальчик. – Интересно, можно ли убить другого человека ради собственного удобства?

– Такое происходит сплошь и рядом, – с самым серьезным видом произнес Ренье. – Мой брат композитор убил своего кучера за то, что тот фальшиво пел и постоянно сбивался с дороги.

– Правда? – почему-то обрадовался Гайфье.

– Чистая правда.

– А как он его убил?

– Заколол кинжалом в спину и сбросил в канаву. Бедняга помер через пару часов. В страшных мучениях, если судить по тому, каким скорченным выглядело тело.

– А вы сами? Ну, признавайтесь!

– Задушил храпуна-соседа на постоялом дворе, – сказал Ренье. – Да еще пырнул одну бабищу, что предлагала мне переспать с ее внучкой за плату. Я пытался втолковать старой дуре, что за подобные услуги не даю женщинам ни гроша, – напротив, это они снабжают меня деньгами…

– Разве мужчине пристало убивать женщин? – Гайфье передернул плечами. – Фи! Я был гораздо лучшего мнения о вас.

– Да бросьте вы! У мегеры росли усы, – сказал его собеседник.

– Усы? – Гайфье на миг задумался. – Это полностью меняет дело. А вы, дорогой Пиндар? Сколько душ на вашей совести?

– На моей совести нет душ, – сказал Пиндар. – И покончим на этом.

– Как угодно, – вздохнул Гайфье. – Жаль, такой интересный разговор завязался. Как раз в предвкушении встречи с призраком…

Он гикнул и погнал коня галопом. Оба его спутника помчались за ним.

– Вы что-нибудь слышите? – прошептал Пиндар, приподнимая голову с подушки. Свежая солома, которой был набит тюфяк, зашелестела, и этот звук, уютный и домашний, странно контрастировал с тревогой, дрожавшей в голосе говорившего.

– Что? – сонно спросил Гайфье.

Но Ренье, приученный братом различать малейшие оттенки в звучании музыкальных инструментов и человеческих голосов, мгновенно уловил: мальчик вовсе не спит. Он не спал все это время – ждал и наконец дождался.

Ренье пошевелился в постели, устраиваясь так, чтобы удобнее было видеть брата королевы.

– Вот! – громким шепотом сказал Пиндар. – Сейчас!

На сей раз все трое услышали, как в закрытые ставни что-то тихо постукивает.

Все трое прибыли в таверну «Сердце и гвоздь» перед самым закатом, и Гайфье тотчас отправился договариваться с хозяином о том, чтобы путникам – всем троим – сдали «проклятую» комнату.

Хозяин отнекивался, ссылался на несчастья, постигшие почтенного Маргофрона.

– Клянусь вам, луны еще не вышли из неблагоприятной фазы, так что ночевать в той комнате будет попросту опасно!

Он прижимал к груди руки, кланялся, обещал даже не брать с постояльцев платы и угостить их за свой счет обильным ужином, если только они откажутся от своей сумасбродной затеи.

– Да я бы с радостью, – заговорил Пиндар, с отчаянной надеждой косясь на Гайфье, – но наш молодой друг настаивает на том, что мы обязаны пережить приключение…

Хозяин живо повернулся к Пиндару:

– В таком случае отговорите его. Вы старше – вы должны иметь на него влияние. То, что происходит в этой комнате такими ночами, как нынешняя, – не для юноши. Взрослые мужчины – и те бегут без оглядки. У меня ночевал один почтенный галантерейщик по имени Маргофрон, он ехал к королевскому двору и очень спешил. Я не все вам рассказал! Он вышел из комнаты наутро совершенно седой и одряхлевший, как будто за одну ночь для него прошло лет сорок. Клянусь, я не преувеличиваю!

Ренье переглянулся со своим молодым приятелем, и впервые за последние дни Гайфье улыбнулся ему вполне искренне. По крайней мере в том, что касалось Маргофрона, они были заодно.

Пиндар взволнованно замахал руками, однако Гайфье разом пресек все разговоры.

– Здесь распоряжаюсь я, а я желаю снять ту самую комнату и посмотреть, каково это: постареть на сорок лет за одну ночь! Кстати, если вы сказали сейчас неправду, милейший… – Тут он угрожающе уставился в лицо хозяину.

Тот, человек бывалый, изобразил искренний ужас:

– Может быть, я немного и приврал, но исключительно для вашей пользы.

– Для нашей пользы будет постелить в той комнате три постели, оставить нам хорошую лампу, заправленную маслом, и показать, как закрываются ставни, – распорядился Гайфье.

И вот они лежат в темноте, лампа – под рукой у мальчика, страшно довольного своей затеей, а некто – или НЕЧТО – тихонько, но настойчиво постукивает в закрытые ставни.

Это продолжалось какое-то время; наконец, когда отпали все сомнения в том, что звук попросту почудился перепуганному Пиндару, Гайфье отбросил покрывало.

– По-моему, стоит посмотреть, что там такое, – объявил он, решительно направляясь к окну.

Ренье с интересом наблюдал за мальчиком. Тот не проявлял ни малейшего страха. То ли не верил в призрака, то ли знал об этом призраке куда больше, чем показывал.