Владимир Ленский - Пророчество Двух Лун

Деревня приближалась к путникам постепенно, как бы высылая вперед своих глашатаев. Сперва Элизахар увидел чей-то огород с кривым забором. Сорняков там было предостаточно, да и то, что созревало, наверняка проредили воришки. Впрочем, сам огород явно занимал не то место, которое ему было положено, попросту говоря, был разбит контрабандой.

Элизахар проехал мимо, не особенно интересуясь плодами чьих-то не вполне законных трудов. Если в деревне дела обстоят по-настоящему плохо, на подобную мелочь вполне можно закрыть глаза.

Затем он увидел кладбище: череда пологих холмиков, маленькие пузыри на лице земли. Дорога вела как раз мимо. Здесь она загибалась и начинала последний, самый крутой подъем.

Деревня, расположенная на вершине холма, была нищей. Если бы наемники захотели здесь поживиться, они ушли бы ни с чем. Элизахар не снизошел до посещения полей и виноградников, ему довольно было увидеть покосившиеся дома с гнилыми соломенными крышами.

Он медленно проехал по единственной улице, спугнув двух ворон и одну женщину с темным лицом, свернул на пустырь и там увидел виселицу. На перекладине болталась веревка, внизу валялись какие-то тряпки.

Элизахар остановился. Он стоял и смотрел, а Эмилий, со скрученными за спиной локтями, корчился и тосковал, не понимая смысла происходящего.

Неожиданно пустырь ожил: без единого слова, без всякого приказа к всаднику стали стекаться люди. Только мужчины и мальчики; женщины прятались в домах. То ли так было здесь традиционно заведено – чтобы к господину выходили одни мужчины, то ли прежний управляющий приучил женщин бояться себя.

«Удивительна вера крестьян в непрозрачную преграду, которую они возводят между миром и собой, – думал Элизахар, глядя, как угрюмые люди собираются на пустыре. – Я мог бы своротить любую из этих стен, просто толкнув ее ногой. И все же они верят, что я не поступлю с ними так… А ведь я проделывал такое десятки раз, и они, разумеется, знают об этом».

Элизахар точно уловил мгновение, когда движение прекратилось: больше никто не придет. Он шевельнул коня и громко произнес:

– Я – новый герцог Ларра. Где управляющий?

Из толпы вышел человек лет сорока, хмурый, с резкими чертами лица. Несмотря на жару, он был одет в одежду из плотного сукна: вероятно, считал необходимым выделяться из прочего сброда, облаченного по преимуществу в лохмотья.

С первого взгляда Элизахар понял, что перед ним – один из наемников его отца. И управляющий тоже узнал в новом герцоге собрата. Он моргнул и на краткий миг растерялся. На один только краткий миг, но Элизахару этого было довольно.

– Я старший законный сын Ларренса, – заговорил он, показывая кулак: на среднем пальце руки блеснул перстень. – Можешь не сомневаться в моем праве.

– Я не сомневаюсь, – ответил управляющий. – Ты и внешне на него похож. Мы могли с тобой встречаться прежде?

– Могли – я воевал под знаменами моего отца, – сказал Элизахар, сам дивясь тому, как великолепно это прозвучало.

Его собеседник чуть поморщился.

– Полагаю, прежде эта деревня, как и две другие, управлялись Роделиндом? – сказал Элизахар, помолчав, чтобы впечатление от его предыдущей фразы немного сгладилось.

– Именно так, – подтвердил управляющий.

– Мой отец отдал ее тебе на разграбление?

Управляющий рассмеялся:

– Вот именно!

Элизахар смотрел то на управляющего, то на крестьян, которые теперь принадлежали ему, новому герцогу Ларра, и пытался возненавидеть мародера. Но не мог. По-своему этот человек был совершенно прав.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – сказал наконец Элизахар. – Можешь забрать с собой все, что у тебя есть. Возьми лучших лошадей, телеги. Возьми женщину, если ты нашел какую-нибудь себе по нраву. Я отдам ее тебе вместе с остальным имуществом. И уходи. Без обид.

– Без обид, – повторил управляющий. И хмыкнул: – Вот уж не предполагал, что у Ларренса есть законный сын да еще такой хозяйственный.

Засмеялся и Элизахар.

– Просто я, как и мой отец, умею делить награбленное. Ты достаточно здесь поживился – убирайся вон со своим добром. Теперь это мой приз.

Бывший наемник кивнул и, не оборачиваясь, зашагал прочь: у него, оказывается, накопилось немало дел.

Элизахар выпрямился в седле. Собравшиеся крестьяне смотрели на своего нового господина настороженно.

– Где женщины? – спросил Элизахар.

Они молчали.

Он указал левой рукой (правой он по-прежнему держал связанного Эмилия) на оборванного человека, стоявшего ближе всех.

– Отвечай ты.

Тот повертел головой, удостоверяясь, что господин обратился именно к нему. Его белокурые волосы были очень грязны, их пряди торчали во все стороны. Борода, темнее волос, напротив, выглядела довольно ухоженной. В этой бороде зашлепали губы:

– Я?

Элизахар молча ждал ответа.

Тогда он сказал:

– Мы же не знали.

Элизахар понятия не имел, что имеется в виду, но ему пришлось довольствоваться этим.

Он еще раз оглядел собравшихся и наконец принял решение.

– Ваша деревня освобождается от податей на пять лет, – сказал он.

Они никак не отреагировали. Продолжали глазеть на него, переминаться с ноги на ногу и помалкивать.

«Почему они не бунтовали, когда их обирали до нитки, уводили у них сестер и дочерей? – думал Элизахар. – Я видел деревни, где люди восставали из-за двухголовой ящерицы, случайно заползшей на борозду. А этих бессовестно грабили несколько лет кряду. Они приучились прятать своих женщин при виде приближающегося господина, но ни разу не подняли голос. Должно быть, все дело в виселице…»

Наконец вперед протолкался низкорослый человечек, похожий на мятый кусок пакли: такие вырастают из тех, кто недоедает с детства. Определить его возраст не представлялось возможным. Вероятно, этот человечишка ни в грош не ставил собственную жизнь, потому что он встал прямо перед мордой Элизахарова коня, подбоченился и громко вопросил:

– А ты и правда законный сын Ларренса?

– Я показывал печать.

– Ты показал кулак, – возразил человечек. – А я хочу видеть печать.

Элизахар протянул к нему руку с перстнем. Человечек бесстрашно схватил его за руку, оттянул средний палец и впился глазами в перстень. Остальные ждали – но не напряженно, а как-то вяло.

Наконец человечек крикнул:

– Вроде та самая! Да и на лицо он похож.

И снова повернулся к Элизахару.

– Ты его ловко раскусил, нашего управляющего. Он ведь так и говорил: «Вы – мой приз». Его слова! Волк, а не человек. Его бы самого повесить надо.

– Волки не вешают волков, – сказал Элизахар.

Человечек пожал плечами.

– А ты из таких?

– Да, – сказал Элизахар. – Я из таких.

Пленник шевельнулся, и Элизахар сильнее притянул его к себе, чтобы не дергался.