Селия Фридман - Пожиратели душ

Камала в жизни еще не встречала человека, вложившего такие деньги в прославление себя самого.

Выходит, они тратятся не только на шлюх.

Оригиналу настенных портретов было лет тридцать, и одевался он с тем же безупречным тщанием, которое отличало его жилище. Тяжелые шелка, золотые перстни на пальцах – сразу видно, что человек богат и хочет, чтобы все остальные об этом знали. Длинную мантию, украшенную каким-то узором – вероятно, фамильным гербом, – перехватывал ниже живота наборный пояс из золота и рубинов. Собой Рави был довольно пригож, хотя его длинные черные локоны происходили скорее от горячих щипцов, нежели от природы, а тщательно выровненные брови Камала сочла чуточку женственными. Впрочем, ей, коротко стриженной и одетой в мужское платье, вряд ли подобало высказывать суждение о таких вещах.

Они рассматривали друг друга довольно долго, и одна выщипанная бровь слегка выгнулась при виде запыленных сапог Камалы. Опасается, видно, как бы эта пыль не осела на его чистых полах. «Вот что бывает, когда зовешь к себе кого-то прямо из Низа, – сухо заметила про себя Камала. – Не нравится, так не зови». Она направилась к нему уверенным шагом, весело оставляя за собой воображаемый пыльный шлейф.

– Падман Рави, – представился он. Вблизи от него пахло духами – запах, немного приторный, напоминал о засахаренных фруктах. – Добро пожаловать в мой дом.

Она смело встретила его взгляд.

– Вы ведь даже имени моего не знаете.

Он слегка изогнул губы – возможно, это была улыбка.

– Вы не назвали его, когда пришли, если мои люди расслышали верно. – Падман Рави потянул за плетеный шнур, висящий позади него и уходящий куда-то вверх.

– Можете называть меня Камалой. – Ее тон предполагал, что это не полное имя, но открыть все целиком она еще не готова. Именно так, по ее мнению, поступила бы благородная дама.

– Как прикажете. – Вошел слуга с двумя серебряными кубками и таким же графином на подносе. Он поставил все это на стол и вышел, пятясь и кланяясь. Рави, ни разу на него не взглянувший, налил в оба кубка что-то густое, вроде сиропа, и жестом предложил Камале присесть. – Из виноградников Сераата. – Он поднял свой кубок. – За ваше… могущество, Камала.

Глядя на него, она пригубила незнакомый напиток. Жидкость, похожая на сироп как видом, так и вкусом, обволакивала язык. Призвав на помощь магию, она немного разбавила эту липкую сладость. Все это время она не сводила глаз с Рави, а он все так же, уголком губ, улыбался.

«Твое испытание было недостаточно строгим, Итанус. Магистром может считать себя только тот, кто тратит чужую жизнь на чашу вина».

– Ваш слуга сказал, что вы хотите со мной говорить.

– Да. Располагайтесь, прошу вас. – Падман опять указал ей на кресла, и она, помедлив, опустилась в одно из них.

Он сел напротив и сложил пальцы домиком, как бы раздумывая, с чего начать. Она нашла этот жест неискренним – наедине с собой он наверняка репетировал свою речь много раз.

– Я слышал о вашей битве в Низу, – вымолвил он наконец. – Поразительный пример волшебства.

Она молча пожала плечами.

– Ведьмы редко расходуют себя таким образом.

– Ведьмы не любят насильников, – ответила она коротко.

Рави весело ухмыльнулся. Камале стало противно, но она подавила в себе неприязнь. Не надо недооценивать этого человека. За видом и повадками павлина может скрываться волк… или скорее стервятник.

– Однако многие ведьмы нипочем бы не стали тратить свою драгоценную жизнь лишь на то, чтобы спастись от насилия. Я прав?

Камала хотела ответить отрицательно… и промолчала. А что, если он в самом деле прав? И самые могущественные в мире женщины готовы позволить, чтобы их валяли в грязи, как последних шлюх, лишь бы только не приближать свою смерть? Ей сделалось тошно, но в глубине души она понимала, что так оно и есть.

«По мне, уж лучше смерть, чем такая жизнь», – подумала она и по выражению, промелькнувшему в подрисованных глазах Рави, поняла, что он это знает.

– Продолжайте, – тихо произнесла Камала. Он подался вперед.

– Сила ваша огромна, вы способны на то, что большинству людей и не снилось… но взимаемая за это плата не дает вам распоряжаться миром, как делают это магистры, и даже своей судьбой вы управляете разве что в мелочах. Я догадываюсь, как вы недовольны этим. – Он снова откинулся назад, скрестив руки, приковывая ее к себе цепким взглядом. – Я прав?

– Вы не знаете, кто я и чего я хочу, – сказала она.

– Быть может. – Холодный ответ его не смутил. Рави отпил из кубка непринужденно, словно обедал со старым другом, – но и в этом движении она почувствовала что-то заученное. – Позвольте, однако, высказать то, что я хотел бы предложить женщине, обладающей вашей Силой, но желающей… чего-то иного. Поступай ко мне на службу, сказал бы я, – и я дам тебе все, что ты не смела получить с помощью волшебства. Одену тебя в шелка, осыплю драгоценностями. Тебе будут подавать самые изысканные яства и вина, приводить мужчин, женщин, мальчиков – кого пожелаешь. Назови любое желание, и мы сделаем все, чтобы исполнить его. Пророни шепотом слово, и мои слуги собьются с ног, чтобы тебе угадить.

– А взамен? – подняла бровь Камала.

– Взамен? Разные мелкие услуги, которые могут понадобиться время от времени деловому человеку вроде меня. Заставить кого-то передумать. Помочь заключить сделку. Обеспечить то, чего одной дипломатией не добьешься… или сделать так, чтобы соперник ошибся.

Камала дышала медленно, с осторожностью. Слова и чувства клубились в ней, затрудняя выбор правильного пути.

– Вы же знаете, что за все это мы расплачиваемся собственной жизнью.

– Да, знаю. И не стал бы платить так много, будь по-иному. – Он снова подался к ней, будто в дружеской беседе, но алчный взгляд выдавал его. – Подарите мне какой-нибудь час, и прочие женщины будут завидовать вам всю оставшуюся жизнь. А если это не соблазняет вас, назовите свою цену. Я на все готов.

Он предлагал ей договор, как магистру… хотя не знал, не мог знать, что она и есть магистр. Он видел в ней только ведьму, которая не дорожит собой и тратит свою Силу на что попало. Которая готова умереть молодой, лишь бы теперь пожить вволю.

Это его мнение о ней так противоречило истинной сути Камалы, что она на миг онемела.

– Вы так уверены, что у меня есть цена? – спросила она наконец.

Ответ она прочитала в его глазах. Он, как всякий купец, думал, что на все есть своя цена.

Она безмолвно встала и отвернулась, не желая, чтобы он видел ее лицо. Негодование вместе с отвращением пылали в ней чересчур ярко, чтобы их скрыть… но разве узнал бы он их, даже если б увидел? Разве понял бы причину столь бурных чувств? Он полагал, что ничего дурного не делает. Все та же игра, в которую богатые и сильные спокон веку играют с низшими. За деньги можно купить все, в том числе и человеческую жизнь. Почему бы и в этом случае не попробовать?