Селия Фридман - Пожиратели душ

– Ты хочешь сделать меня своей шлюхой, – сказала она.

Какой-то миг оба молчали. Возможно, он расслышал в ее голосе острую сталь и начал остерегаться. Тем лучше. Ее так и подмывало выплеснуть все, что в ней накопилось, огненной колдовской струей. Таких, как он, дураков в мире, конечно, не счесть – но как сладко было бы воздать по заслугам хоть этому разрисованному павлину! Объяснить ему перед смертью, кого он вздумал купить, и увидеть ужас в его взоре.

Она с усилием закрыла глаза, перевела дух и подавила свое желание. «Ты говорил мне, Итанус, как трудно научиться управлять своей Силой, но не сказал, что труднее всего будет справляться с собой».

Неприглядная истина заключалась в том, что предложение Рави при всей его оскорбительности было очень заманчивым. Не по тем причинам, которые он назвал и которые мог понять. Но после драки в Низу Камале стало ясно, что она еще не готова жить сама по себе. Она не умеет управлять своей необузданной Силой… и душа ее не знает еще, чего хочет. Она остро чувствовала, какая пропасть разделяет богатых и бедных – иными словами, ее и Рави. Одним колдовством такую не одолеть. Она нуждается в опыте. В укрытии. Падман способен ей дать и то, и другое.

Магистров тоже следует взять в расчет. Они наверняка живут и в Гансунге, служат здешним вельможам. Рави для них не более как мелкий купец, недостаточно богатый и значительный, чтобы иметь советника-чародея – зачем бы иначе он гонялся за ведьмами? – но как человек честолюбивый он должен бывать в тех кругах, где имеют вес волшебники в черном. При мысли об этом Камала ощутила легкий трепет. Как приближенная Рави она сможет встречаться с магистрами, не открывая им, кто она есть на самом деле. Она изучит их, выберет нужное время и лишь тогда снимет маску. Лучшего и придумать нельзя.

Она медленно повернулась к Рави, не выдавая обуревающих ее чувств. Она никогда не позволит ему заглянуть в нее, не даст никакого рычага, который помог бы ему управлять ею.

– Ты будешь выполнять все, что бы я ни сказала, без ограничений и лишних вопросов. Введешь меня в общество, как если бы я была твоей родственницей. Твои слуги будут относиться ко мне с должным уважением и научат меня всему, что мне следует знать. Никто не должен подозревать, что я состою у тебя на службе, – я дама, которой ты оказываешь внимание, и только. Женщины будут завидовать мне, а мужчины недоумевать, но нашу тайну никто не раскроет.

– А взамен? – уже не скрывая жадности, спросил он.

– Взамен, – холодно улыбнулась она, – можешь просить меня о любой услуге. Я прикину, сколько она будет стоить, и решу, оказывать ее тебе или нет. Если решение будет благоприятным, ты получишь то, что хотел. Если нет, – она пожала плечами, – ты всегда можешь расторгнуть наш договор.

«Ты хочешь купить меня, – думала она, – но не знаешь, какую власть имеет продажная женщина. У нее есть то, чего хочет мужчина, и она заставляет его за это платить. А захочет, так швырнет в грязь деньги, на которые, как он думал, можно купить все на свете».

Он смотрел на нее долго, не говоря ничего. Она могла бы прочесть его мысли, но не хотела разменивать жизнь своего консорта на такую мелочь.

«Я – единственная дичь в этом городе. Плати или оставайся голодным».

– Хорошо, – сказал он наконец, давая понять, что недоволен ее условиями, но вынужден согласиться. – Будь по-твоему.

Он снова потянул за шнурок, чтобы вызвать слуг и представить их новой хозяйке.

Братья такого путешествия не вынесли бы, думал Андован.

Рюрик, само собой, даже носу не высунет из дворца без многочисленной свиты. Отчасти это разумно – враги на многое бы пошли, чтобы захватить в плен наследника короля Дантена, – но истинная причина в том, что Рюрик жить не может, не слыша, как им все восхищаются. Андовану вот, к примеру, ненавистно, когда вокруг суетятся слуги – каждое утро он заново объявлял им, что способен одеться сам, – а Рюрик чулка не натянет без оравы лакеев, которые должны еще и восторгаться совершенством его туалета.

Оставшись в лесу один, как сейчас Андован, он спятил бы, не в силах понять, отчего белки не поют ему хвалу.

Сальватор – иная статья. Второй сын короля, как кое-кто утверждает, всегда был не в своем уме. В том, как придворные носятся с Рюриком, видна отчаянная надежда, что империю Дантена унаследует именно он – не потому, что он достоин такого наследия, а потому, что другая возможность намного хуже. Сальватор уверяет, что с ним говорят боги, и уже несколько лет как удалился в монастырь, чтобы научиться лучше их слышать. Дантен, которому это пришлось сильно не по душе, от запретов, однако, воздержался. Принцам крови никогда не запрещалось поклоняться любым богам по своему выбору. Сальватор, правда, выбрал какого-то очень уж захудалого, занятого больше людскими грехами, чем собственными Любовями и победами, но чем бы дитя ни тешилось… Рюрик здоров, крепок и вот-вот сам станет отцом – вряд ли трон достанется их богомольному братцу.

В лесу Сальватору тоже пришлось бы несладко – в монастыре-то ему охотиться не надо, и так накормят. Впрочем, поститься он там попривык. И он не был бы так одинок, как Рюрик. Боги составили бы ему компанию и всласть бы потолковали о прегрешениях Сальватора, обрекших его на подобную участь. Андован, думая об этом, весело покрутил головой. Его самого учили верить в материнских богов, холодных и беспощадных, как их родной край, богов, чьи битвы и распри имеют прямое отношение к судьбам смертных. Трудно чтить того, кто скрупулезно подсчитывает провинности каждого грешника. Очень уж это… мелко.

Вальмар, самый младший из них четверых, несколько раз охотился с Андованом – но когда Андован предложил отделиться от всех прочих охотников, братец чуть в обморок не упал. Вальмар у них дамский угодник – скорей по манерам, чем по наружности. Он, как и все братья Андована, унаследовал отцовские ястребиные черты, не способствующие обольщению прекрасных дев. Но власть и высокое положение привлекают женщин не меньше, чем красота, и Вальмар эти козыри разыгрывает искусно.

Вальмара тоже всегда окружала свита, и не только по обычаю: король боялся, как бы распутство не довело сына до беды. Даже во время самых тайных его свиданий слуги караулили где-то поблизости… чаще всего оставаясь незамеченными для предмета своих наблюдений. В лесу, без дам, придворных и своих сторожевых псов, Вальмар и шагу бы ступить не сумел.

Андован же всегда любил и одиночество, и лес. Увидеть под сенью листвы непуганого оленя – одно это стоило всех удовольствий, которые сулил королевский двор. Когда жена Рюрика объявила о своей беременности и Рамирус подтвердил, что ожидаемый ребенок будет мальчиком, король наконец, хотя и неохотно, примирился с причудами Андована и разрешил ему скитаться по своим землям без сопровождающих. Относилось это, впрочем, только к лесам, куда доступ простолюдинам был запрещен. Андован никогда еще не знал свободы, какую обрел теперь: ехать куда хочешь, делать что хочешь, без всяких слуг и придворных. Чувство этой свободы, доселе неведомой, пьянило его.