Джон Ринго - Укрощение огня

– Ты такой… странный, Эдмунд Тальбот, – вздохнула она и улыбнулась. – Ты всегда думаешь о будущем, не так ли?

– Если начинаешь жить прошлым, то оказываешься одной ногой в могиле, – заметил Эдмунд. – Оставайся на ужин, Мак-Кейнок сегодня тут не объявится. Мы расставили слишком много ловушек вдоль дороги.

– К сожалению, мне нужно назад, – сказала Даная и похлопала Тальбота по щеке. – По пути остановлюсь у походного лазарета, посмотрю, как дела у Рейчел. Будь добр, не становись моим пациентом.

И она ушла в сторону повозок.

– Ладно. – Эдмунд взял в руки карту, которую отложил до этого, но потом вздохнул, положил карту на стол и крикнул: – Герцер!

– Да, барон, – откликнулся триарий.

– Разыщи Магиббона, мне надо кое-что вам сказать. Когда Герцер вернулся с командиром лучников, Эдмунд передал им просьбу Шейды, но не рассказал о причинах.

– Я знаю, почему она просит об этом, и согласился исполнить ее просьбу. Его убивать нельзя. Понятно?

– Да, сэр, – неохотно ответил Герцер.

– Но почему, черт побери? – спросил Магиббон. – Вы ведь знаете, сколько злодеяний на его совести.

– Да, знаю, – спокойно ответил Эдмунд. – Но я дал вам приказ. Будете выполнять? И следить, чтобы его выполняли другие? Или мне придется переложить командование на Стейнвеггена?

Лицо Магиббона исказилось, но он справился с собой и ответил:

– Вы знаете, что я исполню приказ, Эдмунд. Но это не значит, что он мне нравится.

– Он не нравится никому, – ответил Тальбот. – Это необходимость.

– Разрешите спросить, сэр? – выступил вперед Герцер.

– Ты уже не рекрут, Герцер, – улыбнулся ему Тальбот.

– Доктор Даная в курсе? – спросил юноша.

– Да, – ответил Эдмунд.

– Хм… – Герцер не знал, как лучше сформулировать вопрос. – Она не возражает?

– Спроси у нее самой, – ответил Эдмунд, – когда представится возможность.

– Да, сэр.

– А теперь идите, объявите приказ всем.

– Последний вопрос: я знаю, что он все равно встанет, – начал Магиббон. – А ранить его можно?

– Боюсь, что без этого нам его будет не схватить, – ответил Эдмунд. – Но тот, кто его убьет, будет держать ответ передо мной.

После ужина Герцер проверил часовых и направился к своим вещам. Неожиданно он заметил на меховой подстилке Баст и вспомнил, что подстилка принадлежит ей.

– Пришла забрать назад свои вещи? – улыбнулся он.

– Если только ты себя называешь вещью, дорогой мой. – В глазах эльфийки блеснул озорной огонек.

– Баст… по-моему, ты не вовремя.

Он сел на корточки рядом с ней.

– Ты должен знать, что это всегда вовремя, кроме, пожалуй, тех случаев, когда на тебя нападают с целью убить.

И она попыталась поцеловать его.

– На мне так много всяких дел, – увернулся он. – К тому же тут все всё увидят.

– Мы накроемся. – Она улыбнулась и набросила на него одеяло. – И вообще становится холодно. Иди согрей меня.

Герцер снял доспехи, забрался под одеяло и обнял ее. И тут только понял, что не он один спит вместе с женщиной. И милиционеры, и лучники спали по двое; он мог поклясться, что слышал какие-то странные звуки с той стороны, где обычно спала Динн, а Круза вообще не было поблизости.

– Надеюсь, что хоть часовые не забыли о своих обязанностях, – пробормотал он, сбрасывая последнюю одежду.

– Когда ты уснешь, я пойду проверю, – прошептала она и поцеловала его в губы.

– Спасибо, – поблагодарил он и погладил ее. – Наверное, я тебя люблю.

– И я тебя тоже, – прошептала она. – Но любовь это сложное чувство. Круза, например, ты тоже любишь.

– Что? – Он даже сел. – Он ведь мой товарищ, но…

– Ты слишком уж разборчив в полах, дорогой. – И она снова уложила его. – Смотри, а то заморозишь нас обоих! Когда ты сражаешься, ты защищаешь друзей, товарищей, ты хочешь, чтобы они остались живы, не только ты. Правда?

– Да, – ответил он, – но…

– И это тоже любовь, – улыбнулась она. – Доблесть и мужество часто являются проявлениями любви. Когда я увидела тебя в самый первый раз, то сразу поняла, что ты можешь, умеешь любить. И еще я подумала: «Какой громадный парень, интересно, в постели с ним будет так же интересно?»

Герцер усмехнулся и боднул ее в грудь.

– И… как?

– Замечательно, – ответила она. – Но самое главное – это любовь. Ты любишь Соединенные Свободные Штаты?

– Ну…

– Ладно, а Воронью Мельницу?

Он задумался. Группа незнакомцев, оставшихся в живых после вселенской катастрофы и собравшихся теперь вместе. Но…

– Да, – ответил он, и вдруг его осенило.

– Ты мог бы сбежать, – продолжала она. – Ведь завтра ты можешь погибнуть, но ты не бежишь. Ты остаешься. Ради своих товарищей, ради города, ради своей чести. Это и есть любовь.

– Если я убегу, наказание – смерть, – сказал Герцер.

– И тебя это волнует? – усмехнулась Баст. – Неужели?

– Нет, – ответил он.

– Именно ради любви солдаты веками шли на смерть. Иногда страх пересиливает, и тогда их нужно подгонять. Существуют призывники, которые идут в бой из-за страха или потому, что им больше нечего делать в жизни. Есть и такие, которые просто любят убивать; к последним относится Мак-Кейнок. Но из них получаются плохие солдаты. Самые лучшие это те, кто любит, кто идет в бой с открытыми глазами. Бывает так, что любят они не то, что стоит их любви. Вспомни о джихадах, погромах, холокосте. Ненависть смешивается с любовью. Но чтобы солдат вышел на поле боя, он должен что-то или кого-то любить. Может, это «что-то» намного выше их самих, но любовь должна быть обязательно. Самые великие воины были самыми лучшими любовниками. И в тебе я увидела именно такое величие.

– Спасибо, – прошептал Герцер.

– А теперь за дело, – улыбнулась она.

В предрассветной мгле Герцер как раз вылезал из-под одеяла, когда в лагерь ворвалась Баст. Судя по всему, она только что купалась в реке, волосы еще не успели высохнуть, а соски так напряглись, что были заметны даже под кожаной майкой.

– И ты жаловалась на холод, а теперь бегаешь полуголая? – ворчливо набросился на нее Герцер.

Он потирал больные места, у Баст хватка была, как настоящие тиски, и она иногда просто забывала ослабить ее.

– Я вообще спокойно переношу и жару, и холод, – улыбнулась она. – Но это не означает, будто они мне нравятся.

– Почему тогда не оденешься по-человечески? – удивленно спросил он.

– Знаешь, сколько врагов мне удалось победить только потому, что они слишком уж внимательно рассматривали мою грудь? – весело расхохоталась она.

– Завтрак почти готов, – бросил, проходя мимо, Круз. – Яичница с беконом! Свежий хлеб из города!

– Потрясающе.

Герцер начал облачаться в доспехи, проверил меч в ножнах. Шлемы они вешали на ночь на скрещенные копья, пока что можно обойтись и так.