Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Я уже собралась и уезжаю. Прощай, - раздался Ларискин голос.

– Скатертью дорога! - под настроение отрезал Максим. Девушка прервала связь.

– Все вы такие! - неопределенно констатировал юноша и набрал номер Холеры. После короткого разговора - предупреждения о звонке журналистки, Максим некоторое время развлекался тем, что натравливал белок на мирно пасшихся здесь же серых ворон. Было уморительно смотреть, как рыжие зверюшки, выставляя пушистыми мачтами хвосты, идут на абордаж. Более здоровые, всегда степенные вороны, не въезжая в причины агрессивности соседей, возмущенно каркая, спасались вприпрыжку, не улетая, однако, с излюбленных мест.

Искусственно спровоцированный и никому не нужный конфликт прервал завибрировавший сотовик.

– Да, - односложно ответил Максим, отпуская рыжее воинство восвояси.

– Это я, "просто Макс", необходимо встретится.

– Что-то случилось? - по какому-то омертвевшему голосу догадался юноша.

– Эфира сегодня не будет. Об остальном - потом. Там - же, где и вчера вечером.

– Но мне надо готовиться… В общем, вечером я занят.

– О, малыш! Обещаю, что это не займет много времени. И будем только вдвоем. Приходи.

Вечером они сидели в знакомой Максиму кабинке-беседке Ираклиевого заведения. Но на этот раз, словно сговорившись, и Макс, и Елена Петровна были одеты буднично - оба в вечно демократических джинсовых костюмах.

– Как Вы думаете, Максим, здесь есть прослушка?

– Ну что Вы, Ираклий Самедович человек чести и никогда не позволит себе ничего столь низкого - выспренно повещал Макс, одновременно применяя уже имеющийся опыт. Он довольно быстро переключился и увидел новым зрением сразу три пульсирующие жилки, ведущие от беседки к целому электрическому узлу. Видимо, там, словно в центре паутины, сплетались сигналы от всех микрофонов всех беседок.

– Вы так верите этому кавказцу? - присматриваясь к странному поведению юноши, поинтересовалась журналистка.

– Конечно и безусловно, подтвердил собеседник, приложив в тоже время палец к губам. Он сосредоточился на центре выявленного узла, нашел наиболее близкие соединения и не секундочку перекинул между ними мостик через изоляцию.

– Ну вот, теперь можете говорить свободно - сообщил он соседке, любуясь пульсирующим и разбрызгивающим электрические фонтанчики шаром, распухающим в центре прослушки.

– Почему теперь?

– У них там замыкание.

– У Ржавого тоже вначале замкнула… только не прослушка, а наружка, да?

– Не знаю… Рассказывайте.

– Давай сначала выпьем.

– У меня завтра дела. Надо ясную голову. Да и не люблю я… - отнекивался Максим.

– Завтра? Дела? - "Синичка" залпом выпила здоровенный бокал виски и надкусила дежурный бутерброд с икрой. - Я тебе открою одну тайну… Если выпьешь, - продолжила она, вновь наливая себе и подвигая рюмку юноше. По тому, как быстро она пьянела, макс начинал понимать - или она не умеет пить, или все- таки…

– Да что все таки случилось? Эфира не будет? Да черт с ним!

– Да! - махом выпив и второй бокал, подтвердила журналистка. Эфира не будет - это я уже тебе и по телефону сказала. А теперь… Нет, ты не выпил. Так не пойдет. Ну, хоть третий, хоть на брудершафт. Поверь, информация того стоит. Давай, а? - и она вновь наполнила свой бокал. Вздохнув, поднял рюмку и Максим.

– Ну вот и умница! - Елена вновь выпила до дна и,дождавшись, пока Макс выпил свою рюмку, крепко его поцеловала.

– Поцелуй Иуды - пьяно рассмеялась она. - Так вот, юноша. Теперь слушай. Из этих трех слов "Эфира не будет" - одно лишнее. И лишнее- "эфира". Ничего не будет. Вообще ничего. - Она, покачиваясь, приложила точеный пальчик к губам, смешно их выпятив, якобы призывая к молчанию, а потом по слогам повторила " ни-че-го".

– Да-да, мой милый Простомакс. В твоих дискетках информация о делишках и людишках, то есть о делишках людишек, в общем, там замазаны ребята, пользующиеся абсолютным доверием Президента. Въехал? И… и ты этот… третий лишний. Разборок не будет. То есть - уже были. Диски у них, а тебя пришлось сдать. Ты молчи. И не смотри так! Да, пришлось! Ты мне кто? - женщина, уже не предлагая Максу, выпила еще, и продолжила.

– Меня уже давно сломали. Я боюсь. Но ты пойми, не за себя боюсь. Когда я раскопала информацию про поставки оружия… А, ты еще тогда пешком под стол ходил… тебе сколько? Впрочем, уже неважно. Почему уже?- Пытаясь сосредоточиться, журналистка закурила.

– Почему уже? - нашла она оборванную нить. Да потому, что по выходу отсюда тебя… как тебе мягче сказать? В общем, жизнь твоя трагически оборвется. Молчи, грусть Киса, молчи! - повторила она слова Бендера. Время уходит, а я еще должна объяснить. Должна! - отчаянно закричала она. Но именно в это время заиграла музыка и ее крик утонул в мелодии очередного шлягера.

– Ну, не пялься так, не пялься - поймала журналистка пристальный взгляд приговоренного. - Думаешь, продалась дешевка? Ну и пусть. Продалась! Но цену ты знать должен. Так вот, мой таинственный юноша. Тогда, ну, во время того скандала с ракетами я была несгибаема. Убили моего мужа. Меня на восьмом месяце сбила машина. Ребенок родился калекой. Не ходит. Да и вообще… - Она всхлипнула. - А вот теперь я боюсь. У Леши я да моя сестричка. Они пообещали убить нас обоих, если не сдам тебя. И тогда… дом для детей- инвалидов. Ты знаешь, что это такое? Молчи! Не знаешь! Не можешь знать! Те, кто знают, закрашивают седые волосы. Или вырывают, - пьяно уточнила она. Я не представляю, как бы он там… Поэтому… Но я не… Я не знаю, кто я "не". Но я должна была отдать диски. Вытащить сюда тебя и потом уйти. Такая вот цена. Но я не… В общем, мы пойдем вместе. И тогда все станет на свои места. Точнее, ляжет. А о Леше Татьяна позаботится. Так что давай на посашок. Пусть легким окажется путь! - пропела она пьяным голосом.

– Значит, без меня меня женили? - подал наконец голос Максим.

– Ну, женить не женили, а сосватали. К костлявой. Никем нелюбимой, но всеобщей. И не говори ничего. Я тебя продала, но я с тобой. И не жалей ни о чем. Поверь. Этот мир настолько загажен, что чем раньше из него уйдешь, тем меньше замажешься.

– А о своем сыне Вы тоже так скажете?

– Верно, мальчик. Я продала тебя ради его. Но я это искуплю. Я иду с тобой. Разве этого мало?

– Мне надо увидеть Вашего ребёнка.

– Что? - откинулась на кресле журналистка. Юноша, Вы не поняли? Сейчас мы с вами идем умирать. И ничего не поделаешь. Здесь как в мешке у пеликана - чем больше трепыхаешься, тем мучительнее умираешь.

– Елена Петровна, Вы покажете мне Вашего ребенка, - настойчиво повторил Максим. Идите сейчас же домой. Нет, оставьте мне адрес. И ждите меня. Если мальчик заснет, даже лучше.

– Но я с тобой… - начала трезветь женщина от странной реакции и твердого тона собеседника.