Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Понимаете, - продолжил он. Во мне это проснулось, когда я пришел в себя в больнице. Привезли Пушкареву. Санитарка сказала - "не жилец". Стало очень жаль. Я её знал - она из нашего дома, нашей школы…

– Влюблен был? - с тихим смешком спросила учительница.

– Да нет… Совсем нет, - покраснел юноша.

– Ладно- ладно. И что?

– Вот, меня что-то и потянуло. Понял, что могу помочь. Вот с ней впервые. Потом парень один. Тоже жалко стало. Потом хирурга жалко стало… - смеялись над ним… так я перед выпиской еще двоих… для количества удачных операций. Но все время было больно. Очень больно… - сбивчиво объяснял Максим заглядывающей ему в глаза женщине. А луна… или солнце. Только силы придают…

– И меня- жалко? - спросила она охрипшим вдруг голосом.

– Больше всех. Нет, я же вначале не знал. А потом, когда увидел… он осекся.

– С третьей на четвертую - это страшно выглядит?

– Что с третьей?

– Рак. С третьей на четвертую. Страшно?

– Страшно. И больно… Кстати, а Вам? Как вы терпели? Ну, те все - без сознания были. А Вы?

– Нет. Никакой боли.

– А что?

– Ты пил водку на пустой желудок? И когда юноша кивнул головой, рассказала - Вот также разливается тепло и некоторое жжение… Тепло пульсирующее, как пульсирует кровь из вен. Она машинально взглянула на порезанные когда- то запястья и замолчала. И это- тоже? - просила она, показывая на гладкую, без всяких шрамов кожу.

Это уже так, на всякий случай, типа общеукрепляющего…- поскромничал Максим.

– А те… золотые лучи… почему- то запинаясь спросила исцеленная.

– Да. Это… Ну, как… не знаю…- подбирал слова целитель,- Как стимул к жизни, что ли, как новые силы… как живая вода, - нашел он наконец образное сравнении.

– А эту… Одноклассницу… Тоже живой водой поил?

– Да, а что? - забеспокоился юноша.

– Бедная, бедная девушка… - полушутя посочувствовала школьнице учительница.

– Почему бедная?

– Не будет ей теперь покоя.

– Но почему, больно?

– Нет, с улыбкой Джоконды ответила Ирина Сергеевна. - Это совсем не боль.

– А что?

– Иди ко мне, - притянула молодая женщина к себе своего спасителя, и уже осторожно целуя его глаза, прошептала - Попробую дать тебе хоть что- то похожее…

– Вот это только бледная тень того, что чувствуется от твоих золотых лучей - пояснила хозяйка, прикоснувшись к плечу смотревшего на утреннее солнце Максима.

– У тебя нежная кожа - она неловко, стесняясь, провела рукой по плечу юноши. Она знала, что утреннее похмелье неизбежно, но ее длительное воздержание, неизмеримое чувство благодарности и тяга к необъяснимо- чудесному, находившемуся в этом юноше, толкнули ее на эту ночь. Она действительно хотела дать этому пареньку хоть частичку того чудесного, чем наделил ее он. Поэтому и дала ему все, что могла, что знала, о чем слышала. Теперь ее охватило чувство какой- то вины, неловкости, стыда.

– Нам надо поговорить, Максим - обеспокоенная молчанием, заглянула она ему в глаза. - Ты что?- отшатнулась она. - Ты что с собой делаешь?

– Заряжаюсь. Я же говорил. А что глаза покраснели- сейчас пройдет. Он улыбался, и у Ирины отлегло от сердца.

– Кто ты? - вновь вырвалось у нее.

– Но я не знаю, Ирина, - еще в постели она приказала ему прекратить "имя- отчество", так как теперь это смешно звучало. - Я ведь все рассказал.

– Все? А вчерашний бокал? - скажем прямо - крутизна еще та!

– Заметила, - вздохнул Максим.

– Заметила и еще кое -что поняла. На уроке кто мои ноги трогал? Признавайся, шкодник! - она шутя схватила его за ухо.

– Но такие ноги… - покраснев, стал оправдываться шкодник.

– У своих одноклассниц, небось не гладил? - полушутя, полуревниво уточняла женщина, продолжая тягать юношу за ухо.

– Какие там ноги- спички, -отпирался подросток.

– О, да ты покраснел? Ты все еще можешь краснеть? Ну, значит, точно, не дьяволенок. Но давай проверим.

– Крестом заклинаю тебя - изыди, сатана, - все также полушутя- полусерьезно заявила хозяйка, касаясь креста на юношеской груди.

– Вот те крест, никакой ни сатана, - также шутливо перекрестился Максим. Да и будет тебе сатана носить крест…

– Солидный. Откуда?

– Да тот, вылеченный подарил. В больнице. Кстати, а почему ты говоришь, что Пушкарева " бедная"?

– Ты так и не понял? - она обняла своего ангела- хранителя и стыдливо пряча глаза объяснила, - Все, что ты чувствовал сего… ночью, что я чувствовала… - это сотая, нет, тысячная доля того, что чувствуешь от твоей… ну, живой воды.

– И?

– И она, не понимая, что случилось, будет вновь и вновь ее искать… и сравнивать… Бедная девушка, - теперь искренне посочувствовала она.

– А ты?

– Есть разговор, Максим. Максичек. Мальчичек, - ласково гладила она его подпухшие за ночь губы. - Я тебе говорила про две новости. Но мы заболтались об одной.

– Заболтались, - неточное слово, - усмехнулся юноша.

– Не надо… Так вот. Я уезжаю. Сегодня. Навсегда.

– Кккак? Куда? Почему? Сегодня? - ожидаемо отреагировал он.

– Да, милый мальчик. Да, мой добрый ангел хранитель. Уезжаю. Вечером.

– А я?

– Что ты? Ну что ты? - с навернувшимися вдруг слезами спросила Ирина.

– Но я же… Люблю тебя.

– Не надо, милый мой простачек. Ты сам этому не веришь. Правда? - Она взмахом руки отвергла возражения и сев на диван продолжила.

– Выслушай меня. И не перебивай. Нет времени. У тебя. Тебе в школу пора. Ты понимаешь это - в школу!- с отчаянием всхлипнула она. Да на меня пальцем весь мир показывать будет, если узнают! Даже если бы это было правдой. Ну… то, что ты сказал. - Ей самой было неловко говорить слово любовь этому юноше с едва пробивающимися усиками.

– Если бы даже это было правдой, - осевшим голосом повторила она. - Но это не так! Ты сам знаешь. Кроме того… я не знаю кто- ты. Я боюсь и тебя и за тебя. Я не знаю твоей судьбы. А мне надо жить! Ты сам, сам заставил меня жить и ты не представляешь, как я хочу этого! Полнокровной жизни! Смеяться и танцевать, загорать и купаться, влюбляться… да, да, не смотри на меня так! Влюбляться и рожать детей. Она подбежала к потерянно стоящему юноше, прижалась к нему и тихонько заплакала. - У нас ничего этого не будет. Я- не твоя героиня. Твоя - еще памперсы портит. Поэтому мне лучше уехать. Нам лучше. Пока не… пока не привязались друг к другу. Все. Не возражай. Я никому ничего про тебя не скажу. Под любой пыткой. Я… на тебя молиться буду, - вдруг вырвалось у нее. Затем Ирина вытолкнула подавленного этим монологом юношу и захлопнула дверь. Парень несколько мгновений собирался с мыслями, но осторожность взяла вверх, и он прошмыгнул домой. Собираясь с мыслями, Максим выпустил порезвиться толстого хомяка и долго мысленно перебирал его шерстку. Тот некоторое время недоуменно вертел головой, затем лег, подставил неведомой ласковой силе живот и зажмурился от удовольствия.