Дэн Эбнет - Молоты Ульрика

- Луиза, ты знаешь, что это был за человек, который искал Рейнольда? Он рассказал тебе что-либо о своем "не друге"? Она долго молчала, вспоминая прошлый вечер.

- С запада. Из Мариенбурга. Из прошлых дней, так Рейнер сказал. Называл его Червем.

Червь, он же Клаус Грубхеймер. Я помнил его. Странно: как бы сильно мы ни пытались отречься от своего прошлого, поставить на нем крест и уйти в новую жизнь, оно все равно рядом с нами, стоит сзади нас и ждет момента, чтобы похлопать по плечу или воткнуть клинок в спину. Десять или одиннадцать лет назад молодой купец с имперским именем и бретонским акцентом прибыл в Мидденхейм с кучей идей и разрешением на торговлю травами из Лорена. Пока я жал ему руку и говорил о грядущих прибылях, партнерстве и взаимопомощи, Рейнольд вскрыл его замки, скопировал его бумаги, украл образцы товаров. Потом мы подбросили ему немного Черного Лотоса и навели на торговца городскую Стражу. Я тогда поспорил с Рейнольдом на пять крон, что голова Клауса окажется на пике стражника, прежде чем он успеет бежать из города. Рейнольд выиграл пари. Это был последний раз, когда мы слышали о Грубхеймере. До вчерашнего дня.

Но Грубхеймер ли убил Рейнольда? И если так, то не ищет ли теперь мариенбургский купец Дитера Броссмана? И как насчет Яна Северянина и Трехпалого Каспара, тоже работавших тогда на меня? Я их не видел долгие годы. Возможно, они уже мертвы. Ледяные пальцы панического страха сжали мои плечи. Успокойся, сказал я себе, успокойся. Но все равно, мои старые инстинкты, когда-то погребенные под жреческим образом жизни, во всю глотку кричали, что если Грубхеймер вернулся в город, то лишь с одной целью. Отомстить. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, но, поскольку Рейнольд был уже мертв, времени у меня не было.

- Я должен возвращаться в Храм, - сказал я и поднялся. Луиза следила за мной мутным взором.

- Деньги? - спросила она, и в ее голосе впервые за время нашей беседы появился отзвук надежды. Я посмотрел вниз на ее жалкое обличье.

- Рейнольд совсем ничего тебе не дал? - спросил я. Она промолчала и перестала смотреть на меня. Снова какая-то подробность, которую она от меня скрывает. Ладно, этот секрет мог подождать. Я повернулся и отправился в путь по лабиринту холодных улиц, заполненных скорбящими людьми. Что-то просыпалось внутри меня и застывало кристаллом, жестким и твердым. Я знал, скоро я пойму, что овладевает мной.

- Подожди! Графиня… - заговорила она мне вслед.

- Нет. Не рассказывай мне о графине, - бросил я и ушел.

Чувства сложно передать словами: тот кристалл, что был внутри меня, напитывался стальным холодом страха, что-то еще терзало меня. Я знал, что если Грубхеймер вернулся в город, то для того, чтобы убить меня. Он мог быть двести раз гражданином Мариенбурга, но он оставался бретонцем, а эти люди не забывают обид и не прощают врагов. Я простил своих восемь лет назад, когда стал священником и попытался забыть все то множество преступлений, которые я совершил. Ни об одном из них я не сожалел, но, входя в Храм Морра, уже знал, что ничего подобного больше не совершу. Теперь, восемь лет спустя, жрец станет легкой добычей для Грубхеймера, жаждущего убивать.

Хотя с той поры, как исчезли мои жена и сын, часть меня страстно желала умереть, это была очень малая часть. Бредя узкими улицами, я мог чувствовать, как во мне растет твердое намерение драться за свою жизнь. Грубхеймер был отчаянным и, по нашим меркам, одержимым человеком, который способен задушить нищего в ночлежке, сводя счеты десятилетней давности. Если жрецу, каковым я сейчас являюсь, суждено пережить это, я должен быть тверд. Мне снова надо стать человеком, которого я считал давно умершим, снова надо начать воспринимать жизнь таким образом, какой я пытался забыть восемь лет. И это не сулило ничего приятного.

Даже от размышлений обо всех этих событиях холод во мне становился все сильнее, я чувствовал, как он разрастается. Меня наполняли мертвые чувства - они поглощали разум жреца Морра, заменяя его старыми мыслями, старыми привычками. Неужели жизнь, которой я жил восемь лет, так легко отойдет в сторону? Неужели прошлое, которое я в трудах и муках пытался похоронить, оказалось на самом деле так близко к поверхности своей могилы? И выпустив волка из клетки, смогу ли я загнать его туда вновь?

Часть меня билась в панике и боли, но я посмотрел на правую руку. Она была сжата в кулак, кулак не злости, понял я, а решительности. Я осмотрелся, понял, где нахожусь, и теперь точно знал, что нужно делать дальше. Я вошел в сумрак, который неплохо знал раньше, мимоходом стукнув по двери таверны "Черный Конь".

С виду внутри ничего не изменилось. Полуденных выпивох было немного, да и те были какие-то подавленные, не то, что раньше. Молодого парня в фартуке, который вышел ко мне, едва я переступил порог, я не узнал. Он открыл рот, но я опередил его.

- Стоп. Серый Бруно здесь?

Он закусил губу, как сделал бы любой новичок, если бы в дыру разряда "Черного Коня" пришел жрец и спрашивал человека с репутацией Серого Бруно. Но его глаза метнулись к потолку. Я ожидал этого и следил за его взглядом.

- Значит, он наверху, - сказал я.

- Он спит.

- Ничего подобного, - раздался басовитый голос из-под потолка, и я увидел Бруно, такого же медведеподобного, как и всегда. Мы неловко стояли друг напротив друга, не зная, как поздороваться.

- Отец, - наконец сказал он.

- Бруно, - ответил я, бесконечно довольный тем, что он обошелся без объятий.

- Давно не виделись.

- Так и есть.

- Я полагаю, это не светский визит?

- Нет.

- Тогда, отец, - сказал он, вложив особый вес в последнее слово, - с каким делом я могу вам помочь в такой день, как этот?

- Бруно, помнишь бретонского торговца травами по имени Грубхеймер? Десять лет назад он бежал из города, когда чуть не попался на контрабанде Черного Лотоса.

- Не могу сказать, что помню, отец. Много воды утекло. - Он заинтересовался, судя по голосу.

- Один мой приятель, - тщательно подбирая слова, сказал я, - не был совсем незнаком с тем кисетом семян, который Стража нашла у Грубхеймера. Теперь последний снова в городе, и, если верить слухам, он кое-чем расстроен. Очень сильно расстроен.

- Я думал, такие дела ты давно оставил. Когда пропали твои жена и сын.

Мы замолчали ненадолго. Потом я подтвердил слова Бруно.

- Да, я оставил, а он, похоже, нет. Мне не очень нравится, когда мне напоминают об этом.

- И что? Ты хочешь, чтобы его предостерегли? Выставили из города? Заключили с ним сделку?

- Мне надо узнать, где он остановился. На первое время этого будет достаточно.

- Жаль, что так случилось, но я выясню что-нибудь по этому поводу, - сказал Бруно. - Могу ли я предложить тебе стаканчик бренди и тепло моего гостеприимства? Я бы по достоинству оценил твои советы по поводу некоторых интересных дел.