Сергей Осипов - Ночная охотница

Инстинктивно, безо всякой злобы, Настя отстранила Дениса рукой, оборвав поток уже совершенно ненужных слов, и пошла куда-то, наугад, потому что в этот день ей было всё равно куда идти, ибо раз за разом возвращалась она на одно и то же место, черное и безнадежное, как пепелище дома старейшей.

Кажется, Армандо попытался ее остановить, но она отмахнулась и шла, шла…

Пока вдруг не поняла – становится слишком шумно. Какие-то крики, топот ног…

Она все еще не понимала, что происходит, и окончательно ее встряхнул вид бегущего Смайли – гном что есть силы переставлял маленькие ноги, однако его легко обгоняли солдаты, и на лице Смайли было написано отчаяние, но не из-за того, что он проигрывал соревнование в скорости, а из-за того, что случилось нечто плохое.

Случилось там, у Насти за спиной.

Она медленно развернулась.

Опять какая-то свалка, только на этот раз в центре ее не молодая Горгона, а тот солдат в защитной маске, который рубил головы Горгонам. Почему-то его держат за руки, почему-то с него стаскивают маску…

А тесак лежит на земле.

И еще на земле лежит человек. Настя не видит, кто это, он лежит на боку, к ней спиной.

Настя пытается отыскать в толпе Армандо или Дениса, чтобы спросить – что, черт побери, у вас тут творится? Неужели вас, мужиков, на минуту нельзя оставить без присмотра, а?!

Она не может найти ни Армандо, ни Дениса, зато, когда она смотрит на палача Горгон, лишившегося наконец маски, она понимает, что уже видела этого человека.

То есть нет, не человека.

– Марат?! – тихо произносит она, но у вампира превосходный слух, он оборачивается к Насте:

– Он самый! Привет!

Тут его толкают вниз, лицом в землю, выворачивают руки, сцепляют запястья наручниками. При этом с лица Марата не сходит эта безумная торжествующая улыбка; он ловит растерянный Настин взгляд и подмигивает ей.

– Что ты сделал? – спрашивает она.

– Я? Я стал знаменитым! – смеется он, а потом на мгновение становится тем серьезным парнем, каким Настя впервые увидела его в Старых Пряниках на заднем сиденье вампирского «БМВ»; серьезным парнем, озабоченным вопросом праведного отмщения.

– Я сделал то, что нужно, – говорит он.

Марата оттаскивают в сторону, и Настя видит, что лежащее на земле тело теперь перевернуто на спину.

Она видит лицо.

Денис выглядит очень спокойным, как будто в запасе у него все время этого мира.

Настя отворачивается. Ей кажется, что она понимает смысл слов, сказанных Люциусом некоторое время назад:

– Теперь просто некуда идти…

Да, действительно, она уже не сможет вернуться туда, где когда-то ей было хорошо и спокойно, будь то место, или время, или сплетение эмоций. Стоит лишь отвернуться, и того, что было, уже нет; город перестроен, стрелки часов убежали вперед, чувства высохли, как листья между книжных страниц…. И люди, да, люди, как самый ненадежный компонент окружающего мира, имеют дурную привычку уезжать, менять имена, меняться самим…

И еще – привычку умирать.

Мы никогда не вернемся домой.

Но, кроме дома, есть и другие места, которые иногда приходится посещать; не потому, что там уютно, и безопасно, и хорошо, а просто потому, что так нужно.

Это место было похоже на склад законсервированных жизней – их сложили в чемоданы, коробки, сумки, перевязали бечевкой, проклеили скотчем, закрыли на замки, сверху шлепнули половинку квитанции, а потом разложили по стеллажам камеры хранения в подвале студенческого общежития. Настина жизнь уместилась в три картонные коробки, на боку каждой из которых было жирно написано маркером: «Колесникова».

– Твое? – спросила кладовщица.

– Наверное, – ответила Настя.

– Как это – наверное? – кладовщица посмотрела на часы. – Если ты не знаешь, то кто знает?

Слишком долго объяснять – кто знает, кто не знает… Нужно было возвращаться в снежную зиму, нужно было вспоминать про Михаила Гарджели, который смотрел на Настю так, будто увидел призрак своей покойной жены…. Нужно было вспоминать про большой старый дом посреди парка, про мраморные лестницы и картины в тяжелых позолоченных рамах, про конные прогулки за городом и поездки в оперный театр…

После этих поездок скрипки долгим эхом преследовали Настю, звуча тихим фоном каждого ее шага по особняку Гарджели.

Когда она оставалась одна, то думала, что все вокруг – это роскошная сказка, в которую ее занесло по недоразумению.

На самом деле она попала в эту сказку совершенно неслучайно. У нее было очень конкретное задание – разнести снежную идиллию в клочья, взорвать зимнюю сказку, переломать скрипки, выпустить чудовище из подземелья…

О да, она, конечно же, справилась. Где-то по ходу дела Михаил Гарджели был убит, причем Настя даже не помнила подробностей. Как это мило с ее стороны. Михаил Гарджели уже полгода был мертв, но странным образом продолжал преподносить Насте незаслуженные подарки.

Тогда, в декабре, Михаил Гарджели уже на второй день их знакомства заговорил о будущем, об их совместном будущем. Настя обещала подумать, а Михаил обещал терпеливо подождать сколько потребуется. И еще он сказал:

– Я могу уладить твои дела в университете. Тебе оформят академический отпуск, и ты сможешь потом продолжить учебу. Если захочешь. Если это понадобится…

Он не загонял ее в угол, он оставлял для Насти запасный выход. Бедный, бедный Михаил, который слишком старался соблюсти приличия. Однако Настины дела в университете он действительно уладил, причем, похоже, уладил раз и навсегда. Утром, когда Настя обреченно направилась в административный корпус университета, ее грызли весьма нехорошие предчувствия. Все попытки придумать разумное объяснение своему десятимесячному отсутствию с грохотом провалились, оставалось избрать смиренную стратегию «будь что будет» и принять все положенные громы, молнии, финансовые санкции и что там еще придет в голову этим извергам, сидящим за дверью с табличкой «Деканат экономического факультета».

В вестибюле она наткнулась на куратора своего курса, и тот ей почему-то улыбнулся. Это было подозрительно, но настоящий цирк развернул свои шатры уже в самом деканате, где Настю приветствовали так, будто она была одновременно дочерью министра образования и племянницей распорядителя благотворительного фонда. Все формальности были улажены в течение получаса, и вообще, как показалось Насте, если бы у нее хватило наглости попросить университетский диплом прямо сейчас, ей бы его не просто выдали, а перевязали бы розовой ленточкой и приложили к нему большую вкусную шоколадку.

– Передавайте привет Михаилу Давидовичу! – радостно говорят ей на прощание, и она несколько растерянно, но все же кивает.