Сергей Осипов - Ночная охотница

– У тебя здесь личный интерес, – вдруг сказал Покровский и понимающе сдвинул брови.

– Что?

– Я понимаю, почему со мной едешь ты, а не кто-то другой. У тебя в этом деле личный интерес. Вы же с Денисом Андерсоном… – Последовала многозначительная пауза, в ответ на которую Настя не нашла ничего лучше, как просто кивнуть, признавая, что у нее с Денисом Андерсоном чего только не было. Любовь, обман, забвение, горько-сладкие воспоминания… Какая там следующая станция?

– Да, – сказала она. – Личный интерес. Надо просто все довести до конца. Один человек сказал мне, что я должна оставить это дело и жить, как будто ничего этого не было… Только я так думаю, что этот человек мне врал и все надо делать наоборот. Я поеду с тобой, мы найдем Дениса, и тогда…

И тогда она, может быть, поймет, чего больше было прошлым летом – страсти, наваждения, хитростей, безумия, холодного расчета или же все это вместе было перемешано в одном бокале, от употребления которого у Насти до сих пор так нестерпимо болит голова, а люди – или существа, по высокомерной классификации Люциуса, – воспринимаются ею как блуждающие силуэты, возникающие то на стороне добра, то на стороне зла, да и сами эти стороны беспрерывно меняются местами, будто играют в детскую игру, в которой стульев всегда меньше, чем игроков.

– …тогда мы посмотрим, – тихо говорит она, не для Покровского, а для себя; и внезапно чувствует странное покалывание в животе, закодированный сигнал, тайное послание Насти самой себе, от сердца к разуму.

Она знает, что именно хочет увидеть, когда снова встретит Дениса Андерсона. Наконец, она знает, и ради этого стоило бежать из Лионеи, лежать на пражском кладбище и бить себя пистолетом в висок. Знание приходит к ней в неподходящее время и в неподходящем месте, но так оно всегда и случается…

А на самом деле, если хорошенько подумать – и у меня было на это время, – нужное знание уже давно было со мной, даже тогда, когда я еще не помнила Дениса Андерсона. Я знала, что я хочу увидеть, просто я не знала, в чьи глаза мне нужно посмотреть. Все очень просто, все очень обычно, хотя мало кому нравится называть себя обычным человеком, и я тут не исключение. Но есть вещи, которые равняют богатых и бедных, принцев и нищих, красавиц и чудовищ; и среди таких вещей – желание заглянуть в чьи-то глаза и увидеть, что для этого человека ты значишь больше, чем весь остальной мир. Я смотрела в глаза Давиду Гарджели, Иннокентию, Армандо, Покровскому, другим людям; и я видела там разное, и хорошее, и плохое, но тот особенный взгляд, от которого перехватывает дух, от которого даже месяцы спустя покалывает в животе, – это было только с Денисом.

И даже если это длилось долю секунды, даже если это было всего лишь однажды… Неважно. Это вошло в мою кровь, это стало частью меня, и никакие червяки не могли вытащить из меня память об очень обычной вещи, ради которой, наверное, и стоит жить.

Поэтому, говоря о личных интересах, я была готова на очень многое, чтобы снова заглянуть в глаза Денису и, может быть, увидеть там…

Может быть.

Как это часто бывает, в голове у нее вдруг сложился запоздалый ответ Люциусу – насчет того, что даже ангелам не стоит встревать между девушкой и ее парнем, когда девушка хочет, скажем так, немножко прояснить отношения. И в зависимости от результата то ли броситься парню на шею, то ли эту шею свернуть. Не в прямом смысле, конечно, хотя…

– Его охраняют? – спросила Настя.

– Кого?

– Дениса.

– Ну да, охраняют. Эти самые… Горгоны.

– А кроме Горгон?

Покровский посмотрел на нее с недоумением:

– Кроме Горгон? Зачем нужна охрана, когда есть Горгоны? Ты знаешь, что такое Горгоны?

– Знаю.

– Ну и…

– Я убила одну.

Покровский замолчал.

– Тут у меня тоже личный интерес, – добавила Настя. – Я была бы не против перебить и остальных. Если будет такая возможность. Ты – как?

– Я? Я не убивал Горгон. Я их и не видел, просто слышал всякое…

– Но ты не против немножко поубивать Горгон? Они… – Настя неосознанно сжала кулаки. – Они того стоят.

– Ну, если нужно, – сказал Покровский без особого воодушевления. – А вообще, прежде чем доберемся до Горгон, может, придется и еще кое-кого погладить против шерсти…

– Ну что ж, – нервно улыбнулась Настя. – Примерно так я себе все и представляла.

Оказалось, что двухчасовой перелет на восток чем-то похож на путешествие во времени; весна здесь еще только разминалась у кромки поля, а инициатива принадлежала мелкому холодному дождю и обиженному на весь мир ветру, который нервно носился по летному полю туда-сюда, недвусмысленно намекая, что Настиному платью в голубую полоску надо бы еще месяца полтора повисеть в шкафу. Так что ей пришлось снова переодеться в джинсы, прикупить пару свитеров и выпить большую кружку горячего кофе, чтобы хоть как-то смириться со сменой часовых и погодных поясов.

Название города немедленно вылетело у Насти из головы, потому что было до неприличия стандартным и плоским. Сам город, собственно, был таким же. Выглядел он так, будто какой-то великан, стремясь побыстрее обосноваться на этом куске земли, застолбить его за собой, наскоро набросал кругом серых коробок, чтобы потом, когда дойдут руки, сделать все правильно и красиво; но руки так и не дошли.

К одной из таких серых коробок и привез ее Покровский.

– Я зайду и поговорю, – сказал он. – Ты посиди пока в машине.

Настя кивнула, а таксист напомнил, что счетчик тикает; однако счетчик волновал Настю и Покровского в последнюю очередь.

«Он настоящий бандит», – сказал про Покровского Армандо. Кто бы спорил. Только почему-то у Насти совершенно не было страха перед Покровским. Она, конечно же, сваляла дурочку, поспешно выбросив мобильник Армандо, потом она приехала вместе с Покровским в незнакомый город и собиралась ехать еще дальше, но если коленки у нее при этом и подрагивали, то от холода. Почему так? Наверное, потому, что Настя хорошо помнила время, когда майор Покровский имел над ней полную власть, и хотя нельзя сказать, что он употребил ее (власть, разумеется) во благо, в то же время… Все могло быть гораздо хуже. Капитан Сахнович полуживой тому пример. Или Локстер, тварь, знакомая лишь по имени, но заочно ненавидимая со всей возможной страстью.

А еще Настя помнила испуг в глазах самого Покровского, испуг и надежду, когда он вцепился ей в рукав на пражской улице. Судя по всему, она так и осталась для Покровского надеждой, может быть, последней. А надежду не бьют по голове, когда она отворачивается в сторону.

Ну и вообще-то предполагалось, что где-то рядом есть страховка, люди Смайли. По телефону они ее отслеживать не могли, но в московском аэропорту они обошлись и без телефона. Армандо обошелся. Он был в темно-синем комбинезоне, и этот комбинезон ему шел почти так же, как строгий черный костюм, в котором телохранитель впервые предстал перед Настей. Наверное, Армандо шла любая одежда, а уж без одежды…