Владимир Брайт - Королева Семи Палачей

– Да, вы правы! Как же я сразу не догадался! – Для большего эффекта Сайко хлопнул себя ладонью по лбу. – Раз они пришли именно ко мне, то хотели только одного – убить! Вы можете спросить меня, какие мотивы ими двигали? Ну, спросите же, не стесняйтесь.

Никто никогда и ни при каких условиях не посмел бы назвать Ласкового Жу стеснительным. Чрезмерно жестоким – могли. Кровожадным и ужасным – тоже. Но стеснительным – это уж был откровенный перебор. От подобной наглости начальник тайной полиции даже слегка растерялся и не нашелся что сказать.

– Раз вы молчите, то отвечу на свой вопрос сам. Злодеи пришли за жизнью великодушного мецената из-за элементарной зависти. Пошлой и глупой зависти. – Голос молодого человека вполне натурально задрожал от волнения. – Им, видите ли, не давала покоя мысль, что есть на свете кто-то щедрее и богаче их, кто-то, способный пожертвовать деньги на правое дело, кто-то…

С трудом сдерживаемые слезы наконец брызнули из глаз, и жертва завистников разрыдалась в полный голос.

«Доктрина, – печально подумал Ласковый Жу. – Без нее в наше смутное время – никуда. Вся моя сила заключается не в уме или хитрости, а именно в доктрине».

Продолжая рыдать, Сайко смог ненадолго отвлечься от собеседника и обратился к Вини:

– Ну что он – поверил мне? А если нет, то о чем он думает?

Ответ собачки-медиума не внушал особого оптимизма, так как не содержал ничего нового:

– Он по-прежнему сокрушается о какой-то доктрине, но что подразумевает этот термин – непонятно.

– А тыне могла бы внушить ему что-нибудь этакое?

– Опасно пытаться воздействовать на человека, невосприимчивого к внушению. У этого индивидуума очень сильная энергетика.

«Гребаная доктрина, чертова энергетика и хренова жизнь! – зло подумал незадачливый авантюрист, размазывая слезы по щекам. – Только разбогател, как сразу со всех сторон накинулась стая шакалов, чтобы оторвать себе лакомый кусок от пирога чужого счастья…»

– Значит, вы полагаете, что злоумышленники проникли во дворец, побуждаемые исключительно завистью? – Ласковый Жу по-прежнему был спокоен и приветлив, но это давалось ему с огромным трудом.

– А чем же еще? – От недавних слез не осталось и следа. – Вот сегодня появлюсь я на пиру, перед взыскательной публикой – и скажу: «Половину дворца вырезали злодеи, чтобы подобраться ко мне. А все почему?»

«Почему, Сайко?» – дружным хором спросят меня люди.

А я им честно и прямо отвечу: «Потому что хотели меня убить," подлые завистники с мелкими душонками».

– Может быть, не стоит раздувать столь незначительный инцидент до гигантских размеров?

Л.Жу сопроводил вопрос ненавязчивой улыбкой.

Это была его фирменная улыбка, от которой падали духом и начинали молить о пощаде даже самые стойкие. Но у Сайко сегодня были встречи с одним духом и двумя могущественнейшими колдунами, один из которых пометил его проклятием Сантибарры, а второй презентовал мерзкого паука и собачку-медиума. Поэтому начальник полиции мог хоть заулыбаться до смерти (своей, разумеется) – это не произвело бы на его собеседника никакого впечатления.

– Если инцидент был незначительный, то о чем мы, собственно говоря, беседуем? – простодушно поинтересовался Сайко. – С моей стороны никаких претензий к правоохранительным органам не имеется. И я готов выкинуть из головы все случившееся, чтобы с чистой совестью вступить в новую, богатую и счастливую жизнь.

– Доктрина! – проскрежетал зубами от злости Л.Жу. – Без нее в нашем деле никак.

– Вы что-то сказали?

– Просто спросил, откуда здесь взялось животное и чье оно.

– Животное мое. – Теперь настала очередь Сайко широко и радостно улыбаться. – А откуда взялось… Прибежало ногами.

– Чем прибежало?!

– Ногами. У нас, варваров, принято так говорить, когда кто-нибудь прибегает.

На самом деле Сайко отдавал себе отчет в том, что разговаривать в подобном развязно-идиотском тоне с могущественным человеком нельзя. Но ничего не мог с собой поделать – его, что называется, несло. Может быть, в этом было виновато проклятие Сантибарры или же сказывалось чудовищное напряжение последнего часа. А может, не последнюю роль играл контракт с Утешителями. В общем, если хорошенько поискать – причин нашлось бы предостаточно.

Но человек, на чьей груди пригрелся (в прямом смысле слова) отвратительный паук, не хотел ничего искать. Все, что было нужно, он уже сегодня нашел, обрел и испытал. Полчаса назад Сайко еще мог думать о женщинах, но после того, как увидел роскошную красавицу, вытаскивающую меч из собственного живота… Теперь он хотел только одного – чтобы его хотя бы ненадолго оставили в покое. Этот дурашливо-идиотский тон по большому счету был защитной реакцией до предела вымотанного человека, не более.

Но Ласковый Жу, никогда не пытался разобраться в тонкой душевной структуре своих жертв. Его безжалостная доктрина отвергала всю эту глупую ерунду про душевные структуры, как мусор, не имеющий отношения к делу.

– Значит, собачка прибежала ногами, – зловеще процедил Л. Жу, напрочь забыв о своей ласковости.

– Точно! Ногами!

– И привела ее к хозяину преданная любовь?

Странно было слышать из уст этого страшного человека слова о преданной любви. Но Сайко за последний час с небольшим насмотрелся и наслушался столько странных вещей, что уже ничему не удивлялся.

– Преданнейшая любовь! – Несколько радостных кивков наглядно подтверждали правоту этих слов.

– Наверное, смышленый песик? – Начальник полиции вспомнил отчаянную молодость, когда еще ни о какой доктрине речи не шло и приходилось пробиваться вверх по служебной лестнице исключительно за счет ума и хитрости.

И этот невинный на первый взгляд вопрос являлся прелюдией к ловушке, в которую опытный охотник загонял ничего не подозревающую дичь. Если собака приблудная, то она ни за что не признает новоявленного владельца. И вот тогда они начнут говорить по-другому…

– Умная – не то слово! – Было очевидно, что хозяин искренне гордится умом четвероногого любимца. – Вини, лежать!.. Сидеть!.. Служить!.. Дай лапу!.. Вини, кувырок!.. Алле-оп! Прыжок!.. Опасность!.. Левый поворот!.. Правый разворот!.. Замри!.. Отомри!..

Л.Жу даже не пытался прервать весь этот дурацкий, никому не нужный цирк. А просто сидел и печально размышлял о том, что годы идут, он стареет, теряет былую хватку и скоро какой-нибудь молодой и резвый претендент займет его место.

От подобных мыслей настроение окончательно испортилось. После чего начальник тайной полиции, мудро решив, что здесь ему делать нечего, сухо попрощался и вышел. Он спешил в милые сердцу подземелья, где все было привычно и знакомо. Не нужно было вести глупых разговоров, а трудолюбивые палачи прекрасно вписывались в общую концепцию чудесной доктрины.