Джек Финней - Нечестивый город

Руиз решил, что до здания Суда слишком далеко, а трамвай будет идти слишком долго. Поэтому мы остановили восемнадцатицилиндровое такси обтекаемой формы, с дизельным двигателем, и помчались по Калле Гранде со скоростью сто семьдесят миль в час. Минут через тридцать пять мы подъехали к зданию Муниципального Суда, расположенному во Втором Деловом Районе, и, пока Руиз спорил с водителем о плате за проезд, я успел осмотреть здание Суда снаружи.

Оно напоминало великолепный греческий храм, и его парадные двери были оклеены извещениями о лишении прав выкупа заложенного имущества, принудительной продаже с торгов, решениями по бракоразводным делам, отписками лиц, просрочивших уплату налогов на собственность, извещениями о гражданских делах, постановлениями о возбуждении процессов, а также объявлениями о награде за помощь в поимке различных преступников с их фотографиями в фас и в профиль и описанием характерных примет вплоть до особенностей отпечатков пальцев.

Руиз, закончив свой спор с водителем такси, подбежал ко мне, крича:

– Идемте, сударь! Идемте! Нельзя терять ни минуты!

– Черт возьми, господин Руиз, – возразил я, – у нас полно времени. Вы вполне можете изложить ваше дело в прокуратуре, не совершая предварительно забег на сто ярдов.

– Черт возьми, сударь! Вы не поняли! Речь идет не о моей тяжбе с Расчетным Центром; с ней можно подождать и несколько дней. Но я только что узнал: в Уголовном Суде слушается дело чернокожего по обвинению в изнасиловании и убийстве. Это процесс века, сударь; мы не должны его пропустить. Данный случай станет важнейшим прецедентом в анналах хейлар-вейской юриспруденции. В прежние времена толпа линчевала чернокожего прежде, чем его успевали доставить в суд. Теперь в нашей судебной истории произошло нечто совершенно новое, и сюда съехались самые видные юристы со всего Фпореата-Го-Ли. Пойдемте же, сударь!

И я пошел с ним. Руиз галопом мчался по коридорам к большому залу Уголовного Суда, но прежде чем мы попали туда, путь нам преградили трое судебных приставов с дубинками. Один из них держал фотографию Руиза, и на обратной стороне фотографии было написано, что Руиз официально изгнан из Хейлар-Вея, и тот, кто встретит его в черте города, должен незамедлительно известить соответствующую организацию.

Приставы очень обрадовались, опознав Руиза; они уже предвкушали награду за его задержание от Кредитно-Расчетного Центра; однако Руиз вырвался из их рук, достал свои проштампованные счета и сунул их под нос стражам порядка.

– А теперь, черт возьми, – заявил он, – уберите ваши грязные корявые руки, болваны вы этакие, или я живо подам на вас жалобу за незаконный арест. И еще, будьте добры, порвите эту гнусную карточку.

Увидев счета, приставы сразу умерили свой пыл, а угроза Руиза подать жалобу, весьма их устрашила. И они стали извиняться. Руиз отчитывал их строго, но не долго, потому что очень спешил, и мы вновь устремились к залу Уголовного Суда, где на весах правосудия лежала жизнь чернокожего человека.

Перед входом в зал заседания нас внимательно осмотрели другие приставы. Они даже проверили содержимое карманов Руиза; но в конце концов нас пропустили. Зал кишел микрофонами, репортерами, камерами и телефонами; бесчисленные провода и кабели почти полностью скрыли статую Богини, которая стояла с завязанными глазами позади скамьи судей, держа в своих беспристрастных руках меч и весы. Как-никак шел процесс века; каждое произнесенное на нем слово передавалось всеми средствами связи во все уголки мира, и хотя в зале присутствовало всего несколько тысяч человек, весь род людской знал о происходящем.

Когда мы с Руизом сели на пол – поскольку свободных кресел не осталось, – присяжные временно покидали зал заседания, и юристы приглушенными монотонными голосами спорили о том, могут ли быть приняты судом те или иные доказательства. Старый судья дремал, положив руку под голову; наконец он все же принял решение (противоположное предыдущему), и присяжные вернулись на свои места.

Затем защитник объявил, что сейчас сам обвиняемый даст показания относительно своих действий. Все, кроме судьи, оживились.

Обвиняемый, чернокожий верзила с огромными белками глаз и курчавыми волосами, имел вид одержимого и вел себя так, будто его окружали какие-то призраки. Временами взгляд его блуждал по залу, словно пытаясь найти какую-то реальную осязаемую вещь, которая помогла бы ему избавиться от злых духов.

– Расскажите присяжным своими словами, как все произошло, – предложил ему адвокат.

Негр смущенно поерзал на месте и поскреб щеки большими черными лапами.

– Давай, давай! Говори! – зашептал защитник.

И большой чернокожий человек начал рассказ.

– Когда я встряхнул эту бутылку виски и поднес к свету, в ней как будто закипело, появились цепочки пузырьков, которые крутились и лопались. Как будто игривый янтарь растворился в этой живой жидкости. Очень хорошая вещь.

Обвинитель вскочил со своего места и крикнул:

– Протестую, вашчесть! Данные показания несущественны, не имеют непосредственного отношения к делу и могут оказать неподобающее влияние на присяжных. Обвинение просит вычеркнуть эти слова из протокола и сделать замечание обвиняемому. Да будет так угодно Суду!

Защитник вскочил со своего места и крикнул:

– Ничего подобного, вашчесть! Показания обвиняемого весьма существенны, имеют непосредственное отношение к делу и представляют собой основу для дальнейшего изложения. Защита просит, чтобы обвиняемому была предоставлена возможность продолжать дачу показаний. Да будет так угодно Суду!

Старый судья проснулся.

– Ну что еще? – проворчал он. – Что тут происходит, господа?

Обвинитель повторил свой протест, а защитник повторил свой контрпротест. Судья попросил, чтобы ему зачитали какие-нибудь законы, прежде чем он примет должное решение. Защитник и обвинитель поспешили к своим столам и приступили к судье с охапками фолиантов. В подтверждение своей правоты они принялись зачитывать акт за актом, прецедент за прецедентом и постановление за постановлением. Услышав о мнении Верховного Суда, зафиксированном четыреста лет назад в весьма похожей ситуации, судья принял некое решение, защитник с обвинителем пришли к какому-то соглашению, и чернокожему человеку позволили продолжать.

– Мограласки купил себе другую бутылку: потом мы с ним пришли по песчаным дюнам к пляжу, сели там на пригорке и стали пить за красоту луны. Мы пили за красоту луны, а она милостиво принимала наше поклонение и расстелила для нас сияющую дорожку над легкими волнами. И мы смеялись, говоря, что луна приветствует нас и зовет к себе в гости. Очень красивая была ночь, но мы скоро забыли про нее.