Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

Он любил Танфию больше жизни. Но простить ее он не мог. И странное дело – а он ей верил – она ведь ничего дурного не совершила. Всего лишь глянула на этого изнеженного труса-поэтишку. Но этого было достаточно.

Он знал, что потерял ее.

Так же сильно, как любил Сребренхольм, Руфрид возненавидел убежище. Его тянуло обратно в лес, и чтобы они были одни с Линденом и Элдаретом, ехали, сражались… и спасли в конце концов Изомиру, чтобы Линден мог быть счастлив.

– Руфрид, – проговорил Элдарет, – мне жаль… насчет тебя и Танфии.

– Забавно. Все заметили.

– Слепой бы увидел.

– Ну, между нами уже давно все не слава богам. И не было – разве что одну-две ночи.

– Но ты ее очень любишь.

– Хотел бы я перестать. Думал, она чувствует то же… а оказалось, я себе сам голову дурил.

– Пропади этот Сафаендер пропадом. – Голос Элдарета был суров. – Он мой лучший друг, но иногда мне хочется его убить. Он всегда так делает.

– Как?

– Влюбляется в заблудших и беспризорных. И влюбляет в себя. У него это само собой выходит.

Руфрида затопил гнев.

– Ублюдок! – сплюнул он.

И все же… конечно, он не хотел, чтобы Танфия страдала, но в нем зародилась извращенная надежда – вдруг она научится на этой ошибке?

– Танфия не заблудшая овечка, поверь, – ответил он, вздохнув. – Она умеет вертеть людьми, когда ей это выгодно.

Утро выдалось теплое. Элдарет, хорошо знавший окрестности, двинулся на юг от Нахиллеи, через низкие всхолмья. Всюду виднелись зеленые с лиловым камзолы царских солдат, пехотинцев и конников; над лагерями развевались знамена; куда ни глянь, шли учения.

– Не нравится мне это, – пробормотал Элдарет. – Смахивает на то, что они готовятся напасть на Нахиллею. В любой момент.

Обратно двинулись лесом, избегая торных троп и уклоняясь от любопытных взоров. В родной стихии Руфрид сумел даже позабыть о Танфии. За полдень разведчики забрались довольно далеко на северо-запад от города. Элдарет вывел юношу на вершину отдельно стоящего утеса.

Отсюда открывался вид на многие мили; вокруг расстилались леса и реки Параниоса. Вдалеке, у самого окоема, блестела на солнце серебряная нить, прорезая с запада на восток вытянутый луг. По ней цепочкой двигались повозки.

– Что это? – Руфрид прикрыл ладонью глаза от солнца.

Элдарет издал тихий стон.

– Это, друг мой, рельсовый путь, проложенный Гарнелисом, чтобы скорей доставлять рекрутов к цели. Как овец на ярмарку. Рельсы заканчиваются, полагаю, в Нафенете.

– Это где рудники и каменоломни.

– Да. Похоже, после зимы они опять взялись за свое.

– Может, Изомиру забрали туда, – вслух подумал Руфрид. – Бедняга Линден. Неизвестность тяжело на него действует.

Элдарет повернул коня и двинулся вниз.

– Пойдем. Может, к западу отсюда найдется что поинтереснее.

Они выехали на гребень холма, разделявшийся, образуя лесистую долину. Сквозь ветви сочились столбы дыма; вдоль тропы виднелись свежие кучи навоза.

– Надо выяснить, – сказал Элдарет, – солдаты это или простой люд. Разделившись, мы покроем большую площадь. Ты бери правый гребень, я пойду вдоль левого. Встретимся здесь через двадцать минут… – Он указал через плечо, – …В той лощине; не так заметно, если одному из нас придется ждать второго.

– Ладно.

Руфрид двинул Ястребка по извилистой, тенистой тропе. Конь еще не утомился, и шел с охотой, гордо подняв голову и раздувая ноздри. В одиночестве юноша чувствовал себя возбужденно, тревожно – и весело. Тропу занесло темной палой листвой, но солнце светило сквозь ветви, и щебетали в вышине птицы.

На протяжении минут десяти Руфрид углублялся в лес все дальше, обходя предательски торчащие из земли корни. Сквозь лес он видел домики в долине, и, присмотревшись, пришел к выводу, что это всего лишь деревушка. По другую сторону гребня никаких признаков жилья заметно не было.

В конце концов Руфрид понял, что если сейчас не справит нужду, то лопнет. В конце концов, долгое ли дело? Отведя Ястребка с тропы, он спрыгнул с коня и отошел за дерево, чтобы облегчиться.

Нападавшего он не увидел; и не услышал. Все было совершенно спокойно – до того мига, когда Руфрид услыхал тревожное ржание Ястребка; потом на голову юношу обрушился тяжелый удар, погрузив его в забытье.

Хотя Элдарет упомянул, что они с Руфридом могут отсутствовать пару дней, Танфия начала беспокоиться уже к закату.

– Лин? – тихонько спросила она, когда они готовили ужин. – Думаешь, с Руфридом все в порядке?

Он мрачно покосился на нее.

– А тебе не все ли равно?

– Не дури! Конечно, мне не все равно. Я думала, ты… ну, почувствуешь что-нибудь.

Юноша с излишним усердием принялся крошить овощи.

– С чего бы? Я не провидец.

– Но тебе всякое мерещится…

– Я не могу открыть видение, как бочку! Что, если мне привидится, будто с Руфе все в порядке, а это не так? Или что он в опасности, а я не смогу ему помочь? Лучше уж не знать! Я не подзорная труба, Тан.

– Прости, Лин. – Она коснулась его плеча. – Но если что почувствуешь, ты мне скажи, ладно?

– Конечно. Я не хотел на тебя кидаться, просто эта тварь у меня в голове… не знаю, что она такое, и не хочу знать.

– Однажды оно спасло нам жизнь. – Танфия порывисто стиснула его руку. – ты все еще не знаешь, откуда оно взялось?

Линден оглянулся в поисках любопытных ушей.

– Один раз я говорил об этом с Лийет. Она сказала, что я подхватил этроф .

– Что-что?

– Это вроде бесприютного духа, которого привлекают места свершившегося насилие… например, тропа, где гхелим убил господина Арана. Лийет говорит, что я от него никак не избавлюсь, потому что он пробудил во мне то, что было от рождения.

– Ох… – только и выдавила потрясенная Танфия, не зная, что еще сказать. – Может, этот дар к лучшему, Лин? Поможет нам найти Имми.

Юноша устало улыбнулся ей; девушка чмокнула его в щеку.

– Надеюсь, – согласился он. – Но мне больше хочется забыть о нем навсегда.

После ужина актеры расставили по всей комнате зажженные свечи, и взялись разыгрывать сцены из спектаклей – некоторые Танфия, к собственному удовольствию, узнала – перекидываясь строками, хохоча, когда кто-то сбивался. Потом негромко вступил певучий голос Сафаендера. Он читал собственное сочинение, сказание о победе царя Маарота при Серебряных равнинах. Танфия сидела на полу, опершись подбородком о колено. Закрыв глаза, она утонула в красноватом сиянии и прекрасном голосе поэта. Покуда звучали стихи, она чувствовала себя в раю.

Линден перепил немного и задремал; когда остальные разошлись по своим койкам, девушка отволокла товарища в его чулан, уложила на тюфяк и оставила отсыпаться. Когда она вернулась в комнату, там оставался один Сафаендер. Он бродил из угла в угол, задувая свечи по одной. Когда он обернулся к ней, – стройная мраморная статуя, расплескавшиеся по плечам черные кудри – Танфия едва смогла вздохнуть, пораженная его красотой.