Джейн Уэлч - Певец из Кастагвардии

– Я хочу предложить свои услуги, – просительно выговорила девушка, решив не теряться.

– Бельбидийка, – простонал он. – Откуда только берутся? Бельбидийцы повсюду! В копях не нужны пастушки, дуреха! Давай вали отсюда, пока не поздно. Если вздумаешь болтаться здесь больше недели и попрошайничать на улицах, тебя заберут в рабство. И выжгут на тебе здоровенное клеймо.

Он сгреб Май за руку, как будто собирался это сделать прямо сейчас. Девушка вырвалась, часто дыша, и вспомнила Брид. Никто в целом мире не посмел бы так разговаривать с Брид! Она была облечена верой! Да, Брид держалась так, будто сама Великая Матерь стоит у нее за плечом – более того, верила в это, что бы ни случилось. Если Май найдет в себе такую же веру, она тоже достигнет того, чего желает.

– Нет уж! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал властно… но услышала со стороны какой-то испуганный писк.

Солдат снова поймал ее за руку и притянул к себе. Он коверкал бельбидийские слова:

– Да чего там ждать неделю? Я имею право отправить тебя в копи к рабам прямо сейчас!

– Я не пастушка и не деревенщина. – Она попробовала взглянуть ему прямо в глаза, но нашла в себе силы только пялиться солдату на ноги. – Я лекарь.

Май солгала, надеясь, что тщательно подобранный набор трав послужит доказательством. Она все-таки долго училась у Морригвэн, и хотя мало разбиралась в рунной магии и с трудом овладела начатками чтения, неплохо разбиралась в гербологии и знала простейшие способы лечения ран и заражений.

– Лекарь? А на кой нам доктора? Которые заболевают, те недолго протягивают, а замены хоть отбавляй.

Май пыталась не подавать виду, как ее ужасает такая жестокость.

– Но ведь у вас в копях не только рабы! Там еще солдаты, надсмотрщики… Разве им никогда не нужен лекарь?

– У нас есть костоправ, и нам вполне хватает. Офицер с интересом наблюдал за их разговором. На груди его поверх черной формы блестела золотая цепь. Во всем читалось, что человек этот преисполнен сознания собственной значимости. При пристальном взгляде на Май по лицу его расплылась улыбка, и Май с превеликим трудом улыбнулась ему в ответ, блестя глазами. Она понимала, что это хотя и поможет ей попасть в копи, но может причинить и неприятности.

– Я не просто лекарка, – выпалила она, толком не зная, что собирается сказать, и лихорадочно ища, каким же она еще обладает умением? Вдруг ее осенило. Май вспомнила, как Амариллис зарабатывал им обоим на жизнь, и еще – как она проводила долгие часы в комнате Морригвэн, слушая и рассказывая истории. – Я… я еще и сказительница.

Среди солдат пронесся насмешливый ропот, но при всей своей абсурдности идея, похоже, понравилась офицеру.

– Пускай проходит, – лениво вмешался он. – Сказительница может и пригодиться. Если не знаешь кеолотианского, крошка, ты быстро научишься. Мало кто рассказывает истории на нашем языке, а солдатам тоже нужно развлекаться.

Солдат намалевал на одежде Май красный круг и указал в сторону черной башни.

По сторонам ворот с опускающейся решеткой вздымались огромные статуи, украшенные рубинами. Красные камни поблескивали, словно злые глаза, в спину Май, когда она шла через ворота. Девушка с содроганием сердца смотрела на резные головы гоблинов, грифонов и бородатых волков, выступавшие из камня. Она накинула капюшон плаща и невольно потянулась проверить, на месте ли Некронд.

На краткий мир ей захотелось попробовать вызвать Морригвэн из мира мертвых. Но она не была уверена, что это возможно: Яйцо вызывало только тех, кто томился в Иномирье, а такая старая женщина, как Карга, должно быть, очень устала от жизни и теперь вкушает блаженство Аннуина, недостижимая для зовов. Кроме того, весь план бегства с Некрондом был придуман для того, чтобы избавить Каспара от искушения воспользоваться Яйцом. Сама Май могла натворить не меньше бед, поддавшись искушению. Она уже начала поддаваться, ища простейших выходов.

Дорога все углублялась и углублялась, ведя дальше и дальше под землю. Звуки города за спиной делались все тише, сходя на нет, и теперь Май слышала только монотонные голоса солдат, понукающих толпу поторопиться и построиться в линию, да шарканье и топот многих ног.

Она туго запахнула плащ и сжала в кулаке застежку, подаренную Каспаром.

– Дай мне драконьи силы, чтобы довести все до конца, – шепотом взмолилась девушка.

В глубине души Май все еще надеялась, что Каспар придет за ней. Может быть, он все-таки ее любит; может, даже так сильно, что в поисках ее пройдет всю Кеолотию. Может, он отложит все свои дела, управление замком и другие обязанности, только ради того чтобы отыскать Май. Она так сильно сжимала застежку, что та больно впечатывалась в ладонь, но это была сладкая боль, боль любви.

В нижние коридоры не проникало ни лучика дневного света. Сначала их своды и пол были из обработанного камня, но чем дальше, тем более грубым становился коридор. Вскоре под подошвами разбитых башмаков Май уже хрустели осколки камней на голой земле. Туннель был вырыт прямо в земле, старой и потрескавшейся от времени; кое-где от него отходили ответвления поновее. В стенах то и дело встречались низкие двери с остроконечными архитравами.

Чем дальше они углублялись под землю, тем страшнее становилось Май. Она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Теперь туннель стал каменным, стены его носили на себе бесчисленные отметины кирки и молота.

Май огляделась. Никто из солдат и прочих рабочих не обращал на нее особого внимания, и девушке показалось, что это сами стены пялятся на нее.

Туннель подвел к высоким двустворчатым дверям. Здесь Май отделили от остальных и за воротник втащили сквозь большие двери в боковой коридор, освещенный медными светильниками. Воздух казался густым от дыма, и девушка закрыла рот рукавом. В глазах у нее щипало. Через несколько шагов она услышала впереди смех и грубое пение многих голосов; мелодия была чуждая и вовсе неблагозвучная. Не то чтобы все торра-альтанцы прекрасно пели, но они хоть вкладывали в пение свои чувства; а этот хор звучал несколько звероподобно.

Светильников по пути становилось все больше. Пение приближалось; оно неслось из конца коридора, где виднелась новая арка и двустворчатые двери. Солдат, тащивший Май за шиворот, пихнул ее в дверь, в длинное дымное помещение, битком набитое кеолотианскими солдатами. Все они сидели за дощатым столом, лица их в свете огня казались красными. Очевидно, это была казарма, где солдаты отдыхали между работорговческими рынками Кастагвардии и копями Каланзира. В воздухе стоял крепкий запах пота, крепкого эля и рвоты. Май почувствовала себя беззащитной и маленькой, как никогда.

Она, конечно, привыкла к грубым людям. Девушка долго жила в пограничной крепости, где больше всего уважение вызывали воины, умевшие сражаться стойко и храбро, да что там – подчас и жестоко. А выросла Май в лесу, среди дровосеков, тоже не отличавшихся мягкостью из-за тяжелых условий жизни. Но в обоих случаях рядом с мужчинами присутствовали их женщины, а здесь Май была совсем одна.