Джейн Уэлч - Плач Абалона

Ржавые железные челюсти с лязгом захлопнулись, обломки кости пропороли шкуру. Вапека завыла, изогнув длинную шею – боль в задней лапе была невыносимая.

Она стала яростно биться, чтобы вырваться на свободу, но капкан не желал ее отпускать. В панике Вапека пыталась, скрести зубами металл, вгрызавшийся в плоть. Безуспешно. Только запятнала густой темной кровью серо-голубую морду.

Надежды не осталось. Безумие боли сменилось сонным оцепенением. Вапека поняла, что все кончено.

Она обернулась, чтобы взглянуть в глаза трем глядящим на нее щенятам. Оба мальчика один серый, другой рыжеватый подались ближе и начали сосать молоко, однако девочка держалась поодаль. Она была вся белая, как бурлящие воды Лососинки, а таких глаз Вапека не видела ни у одного волка: красивые, но пугающие пристальностью взгляда, сине-зеленые, темные, блестящие, как иней на листьях падуба. Ее шерстка была запятнана кровью матери. Так поздней осенью, когда ложится первый снег, пятнают его опавшие ягоды. Щенки принялись толкать Вапеку носами, чтобы она встала.

Мать-волчица смотрела на них сквозь затягивающую глаза дымку. Она ничего больше не могла сделать для своих детей. Зима в Желтых горах сурова. Без Вапеки волчата умрут с голоду, а если нет, люди изловят их, как сегодня поймали ее.

Она-то думала, что перехитрила людей, даже самого жестокого да, того, с длинной бородой, в куртке из сине-серой шкуры. Однако он все-таки нашел ее логово. Она оставила следы, ведущие к Лову, а потом опять вернулась на север и так гордилась своим умом, когда одно го за другим перетаскивала щенят, прыгая с камня на камень, чтобы не ступить лишний раз на снег!.. Она-то думала, что перехитрила его, того, в куртке из сине-серой шкуры.

Эта шкура была ей знакома. Мать ее матери когда-то тоже не сумела обмануть охотника. Откуда же возникла безрассудная уверенность, будто это удастся ей самой?

Она проиграла. Вапека приняла поражение и только надеялась, что умрет в ловушке прежде, чем человек придет причинить ей еще больше боли. Она смирилась со своей смертью: это лишь составная часть круга жизни. Но не сейчас, не сейчас. Ради ее детей не сейчас!

Волчица перекатилась на бок, чтобы щенки могли вдоволь насосаться молока прежде, чем она их прогонит. Кормить их было больно сладкая боль, тихая радость оттого, что даешь детям все, что только можешь. И горечь: это в последний раз. Вапека знала, что волчата вряд ли выживут. Она закрыла глаза, чтобы было не так мучительно скорбно, и уже едва могла поднять голову. Потеряла много крови. Вороны собирались на голых ветвях деревьев, ждали, кричали, чтобы сообщить охотнику: ловушка захлопнулась. Скоро он придет.

Малыши повизгивали. Самый маленький, рыжеватый, наелся и собирался уснуть. Вапека сердито зарычала, прогоняя волчат, затем подтолкнула мокрым носом самого большого: мол, ступай на север, к высоким горам и перевалу, где лежит глубокий снег. В зимние месяцы человек не осмеливается приблизиться к белым вершинам. Там ее сестра. Она защитит племянников.

А человек был уже на подходе. Вапека объяснила это щенкам.

Они смотрели на нее своими огромными глазами, не веря.

Вапека засопела, пытаясь казаться спокойной и надеясь, что они поймут: пришло их время, как приходит время для каждого. Им пора оставить мать.

Самый крупный из щенков его серая шерсть была все еще пушистой, глаза круглыми, хвостик стоял торчком поднялся, пошатываясь, на слишком большие лапы и стал тереться об ее морду. Уходить он не хотел. Белоснежная девочка чуть взвыла и подползла ближе, всем своим видом прося маму встать.

Вапека отчаянно старалась не показать, как ей боль но… и как грустно. Ужасное чувство – ей не суждено увидеть, как ее прекрасные малыши станут взрослыми, она должна умереть, зная, что и им не пережить зимы, ошеломило ее. Она перевела взгляд с волчат на высокие заснеженные пики на севере, у самого горизонта. Но дети еще так малы…

Белоснежная девочка жалобно заскулила и попыталась зарыться поглубже в густую и теплую мамину шерсть.

Вапека зарычала и грубо оттолкнула ее носом. Может быть, щенкам хватит сил пережить без нее жестокий мороз и голод. Они должны добраться до высокогорных охотничьих угодий, где им поможет сестра. Вапека велела детям держаться в тени: на утесах разбойничали орлы.

И не только! Она вспомнила, как в начале года мать ее матери предупреждала об опасности: в небе собирались летучие хищники. Остальные волки стаи смеялись над словами старухи, говоря, что она ослепла от возраста, и принимает грозовые тучи за чудовищ. Но Вапека ей верила.

Она повернула голову и стала через сгущающийся перед глазами туман смотреть, как волчата спотыкаются о камни и ползут по снегу. Белая девочка заколебалась, нерешительно обернулась, и Вапеке пришлось снова зарычать. Девочка всхлипнула и потащилась за братьями. Лапки у нее подгибались.

Вапека смотрела детям вслед, пока они не исчезли вдали. Потом закрыла глаза, не в силах переносить печаль, и едва ли не радуясь мучительной боли в задней лапе. Когда она слишком ослабела, чтобы поднять голову, первый ворон слетел с дерева и принялся клевать кровавую рану. Скоро должен прийти человек, человек в сине-серой шкуре. Вапека чувствовала его запах, осевший на металле капкана.

Сил уже не хватало даже на то, чтобы свободными лапами оттолкнуть падальщиков. Оставалось только стонать. Она умирала долго, мучительно. Из пасти вывалился распухший язык. На мгновение Вапека открыла глаза и увидела, что вороны осторожно приближаются к ее морде. Ей было уже все равно. Хорошо бы вороны не так опасались и поскорее прикончили ее. Но нет, вместо этого они вдруг вспорхнули черным, перепуганным облаком.

Он был близко. Его запах, кислый запах человека, становился все сильнее.

«Великая Мать, защити моих щенков, – молилась Вапека. – А меня прими в свои объятия и введи в блаженство Аннуина, в единый разум. Но превыше всего – превыше всего, о Мать, защити моих волчат…»

Он стоял над нею. Его сапог был совсем рядом с ее мордой. Вапека почувствовала боль, когда он пнул ее в ребра, проверяя, жива ли она. Она была еще жива, но не пошевелилась. Что-то, что человек держал в руках, блеснуло на солнце; ярко-белая вспышка залила все вокруг.

Когда нож вонзился в тело Вапеки, она дернулась.

«О Мать, я иду домой», – подумала она, с радостью погружаясь в нежные объятия милосердной смерти.