Джейн Уэлч - Певец из Кастагвардии

Девушка обернулась к медведю и сделала повелительный жест.

– Домой! Ступай домой.

Она приказывала, как хозяйка послушной собаке; медведь остановился, повернул к ней острую морду и медленно заковылял в лес.

Хотя спасительница Каспара и обратилась к нему за указаниями, она, видно, забыла об этом. Указав на медведя, девушка бросила:

– За ним! Он лучше всех знает, где можно укрыться от охотников. Пусть указывает нам путь.

Каспар снова кивнул и выслал Огнебоя вперед. Девушка-рабыня шла у стремени широкими быстрыми шагами, которые сделали бы честь любому ходоку.

Беглецы взобрались по склону и спустились в следующую долину, густо поросшую рябинами. Перистые листья деревьев терялись в пышных облачках белых благоухающих цветов. По дну долины бежал холодный неширокий поток, и путники остановились отдохнуть у воды. Каспар соскользнул с коня и омыл в реке больные члены, шипя от боли, когда ледяная вода прикасалась к открытой ране.

Стараясь скрыть от спутников свою боль, он с любопытством поглядывал на девушку-рабыню и наконец решился спросить.

– Слушай, а что все-таки они делают с медведями? Она пожала плечами.

– Отводят их к морю. А дальше – я не знаю. Я просто делаю, что мне приказывают.

Каспар впервые обратил внимание на шрамы, покрывавшие ее оливково-загорелые руки, обнаженные до плеч. Некоторые рубцы были белыми, застаревшими, другие казались совсем недавними, еще красные и воспаленные. Черные, густые волосы девушки, прямые, как дождь, были пострижены чуть ниже ушей. На голове она носила широкую кожаную повязку, чтобы волосы не падали на глаза. Концы повязки украшали крупные бусины. На плече девушки виднелась татуировка – простой черный крест, и Каспар подумал, что это, должно быть, знак ее рабства. На руках было еще три татуировки, уже более сложные и цветные – в них переплетались красные, лиловые и золотые линии; их юноша определил как личное клеймо ее хозяина.

– Он давно открыл, какой у меня талант, – тихо продолжала девушка. – Привез меня на юг, в Салисию, и там я тренировала для него медведей. – Она тяжело вздохнула. – Эти животные – дикие по своей сути, и рабство калечит их. Некоторым людям нравятся медвежьи танцы, другим медвежьи бои. Медвежий бой – ужасная и жестокая забава. А год назад господин привез меня сюда. Он говорил, что собирается быстро разбогатеть, потому что еще никто никогда не приручал бурых медведей. Серые медведи, которые водятся на континенте, втрое больше этих, но ни одна порода, даже кеолотианские черные, не сравнится со здешними в свирепости… Особенно если их долго бить.

– Как тебя зовут? – спросил Каспар запоздало, поняв, что еще не знает имени своей спасительницы.

Но та только покачала головой.

– Я не знаю своего настоящего имени. Из-за медведей меня прозвали Урсулой. Но это не важно, потому что я рабыня.

– И ты совсем не знаешь, что Мамлюк собирается сделать с медведями?

– Он мне не рассказывал, да я и не спрашивала. Я всегда старалась говорить с ним как можно меньше. Но ты спас меня от него, господин чародей. У тебя есть сила защитить меня.

Черные глаза Урсулы с надеждой взирали на него. Каспар смущенно отвел глаза и отозвался:

– Они нас ни за что не найдут. Мы прошли по двум каменистым склонам, а на камне не остается следов. Без собак они нас не выследят.

Он снова поднялся в седло и повернул коня на восток.

– Спар, ты продолжаешь настаивать на этом? – жалобно спросил Папоротник. – Ведь в Лихоросли Яйца все равно нет.

– Морригвэн велела ехать на восток. Может, насчет Лихоросли я ошибся, или вор уже ушел отсюда, но я поеду на восток. Как сказала Морригвэн.

– И поплатишься за это! Нам нужно на юг, но ты – упрямый дурак и никогда меня не слушаешь. К тому же, вспомни, я почувствовал запах человека-волка как раз в тот день, как исчезла Май. Может, это он ее похитил! Тебе на нее наплевать, да?

Папоротник посмотрел на Каспара обвиняющим взглядом и констатировал:

– Ну вот, ты покраснел.

Юноша едва удержался от того, чтобы отвесить лёсику хорошего пинка.

– Тс-с! – оборвала их Урсула.

Откуда-то с ветвей сорвался коршун и взмыл в небо, сердито клекоча. Голодный и издерганный, Каспар неудачно выбрал дорогу вверх, и подъем оказался очень трудным. Урсула держалась молодцом, не отставая ни на шаг, но вскоре путь стал еще сильнее забирать вверх, и девушка начала выдыхаться.

– Забирайся на коня, – скомандовал Каспар несколько более резким тоном, чем он обычно говорил.

– Но, господин, я не могу, – запротестовала было она.

– Это приказ, – отрезал юноша, протягивая ей руку. Урсула несколько мгновений смотрела на него снизу вверх, потом коротко улыбнулась и поставила ногу в стремя. Она легко вспрыгнула вверх и схватилась для поддержки за раненую руку Каспара. Тот прикусил язык от боли, но не подал виду. Ему слегка льстило, что хоть кто-то наконец ему подчиняется. Слишком уж многие – юноша прищурился в сторону Папоротника – предпочитали вместо этого без конца спорить.

Девушка уселась позади Каспара и обхватила его своими обнаженными руками, чтобы удержаться. От ее прикосновения по телу юноши пробежала легкая волна жара. Он вспомнил Май, устыдился и попробовал сосредоточиться на дороге. Тем более что путь был трудный.

Чем выше они поднимались, тем холоднее и пронзительнее делался ветер. Каспар случайно коснулся руки Урсулы – и ужаснулся, какая она замерзшая.

– Да ты вся дрожишь! Надень мой меховой плащ. Но девушка решительно отказалась.

– Нет, нет, господин… Ты не должен мне его давать.

В голосе ее звучал ужас. Каспар не стал настаивать, тем более что перед ним стояли более насущные проблемы. Наверняка в горах можно найти какую-то помощь, здесь живут отшельники и изгои, кто-то из них мог встретить человека-волка, как назвал его Папоротник. Каспар был уверен, что вора нужно искать к востоку от Торра-Альты – ведь так сказало тело Морригвэн. Разве что насчет Лихоросли он мог ошибиться.

– Если ты приехал не для охоты на волков и медведей, что привело тебя в эту глушь, господин? – спросила Урсула.

Каспар попробовал объяснить ей все и сказал, что у него украли нечто очень ценное, а кроме того, возможно, еще и невесту – ну, девушку, на которой он хотел жениться. И кражу совершил человек, пахнувший, как волк. Объяснение прозвучало как бред сумасшедшего, но Урсула никак не отреагировала.

Юноша взглянул вперед и вверх, на восточные пики, которые делались все больше и страшнее по мере приближения. Уже стали видны глубокие трещины в камне – как если бы великан рубил горы огромным топором, покрыв земную кору незаживающими ранами. Острые клыки обветренных скал не смягчал никакой покров растительности.