Надежда Первухина - Иероглиф «Измена»

– Для чего тебе такая мудрость, супруг мой? – тихо спросила Фэйянь Баосюя.

– Разве мудрость нужна для чего-то? – удивился тот. – А зачем тебе воздух, которым ты дышишь? Так и мудрость. В какой-то миг своей жизни ты понимаешь, что не можешь без нее дышать.

Фэйянь опустила голову:

– Прости. Теперь я понимаю. Одно лишь тревожит мое сердце…

– Что именно?

– Баосюй… Там, среди Серебряных пещер и умудренных монахов…

– Да?

– Ты не забудешь обо мне? Ты не исторгнешь меня из своего сердца?

Баосюй привлек к себе принцессу и кротко сказал:

– Ты иногда бываешь глупенькой, как все женщины, моя принцесса. И за это я еще больше люблю тебя.

Фэйянь с жаром принялась целовать чешуйчатую драконью морду:

– Ты ведь не разлюбишь меня? Правда, не разлюбишь, родной мой? – Из глаз ее неожиданно потекли слезы.

– Да что с тобой? – изумился дракон, осторожно слизывая языком слезинки со щек жены. – Ты сама на себя не похожа. Я давным-давно не видел тебя плачущей!

– Я… сама не знаю, что со мной творится, – пробормотала Фэйянь, прижимаясь к груди дракона. – Мне снятся странные сны, а иногда кажется, что я слышу голос матери… Меня тревожит мой брат – я давно не получала известий с родины. Рассуди сам: следует ли мне в таком состоянии ехать в гости к императрице, которую я едва знаю?

– Мне думается, что следует, – сказал дракон. – Моя дорогая, все твои сны и видения проистекают от слишком размеренной и скучноватой жизни. У нас на Лунтане слишком все мирно и медленно, чего уж скрывать. А твоя кровь горяча, Фэйянь, ты живешь порывом, ты стараешься охватить одним взглядом всю вселенную…

– Разве?

– Именно так. И потому ты, сама не ведая того, затосковала на Лунтане. В этом я вижу и свою вину, а потому охотно отпускаю тебя в Жемчужный Завет. И поверь, за то время, что мы будем в разлуке, я нисколько не разлюблю тебя. Наоборот, любовь вспыхнет еще сильней…

– Да?

– Да. Разве мы, драконы, умеем лгать?

– Помнится, однажды ты сумел…

– Ну, это было только однажды…

И дракон принялся ласкать свою жену так, что на время она забыла и о своих тревогах, и о Жемчужном Завете.

Однако ласки ласками, нежности нежностями, а ведь и ими можно пресытиться. Поэтому, когда пришло очередное письмо-приглашение от императрицы Жемчужного Завета, Фэйянь в ответ написала, что прибудет в гости, едва народится новая луна. Фэйянь писала это скрепя сердце. Ей не хотелось покидать Лунтан, не хотелось покидать Баосюя и свой кабинет, в котором она проводила бесконечные часы, упражняясь в каллиграфическом искусстве, но ничего не поделаешь.

Для отплытия в Жемчужный Завет снарядили большой корабль, не похожий на те джонки, которые Фэйянь видела в Яшмовой Империи. У этого корабля был узкий остроносый корпус, высокие мачты, оперенные пышными парусами, и воздушная паутина бесчисленных снастей. И был он прекрасен, как изысканная мелодия.

– Откуда на Лунтане взялся такой корабль? – спросила как-то Фэйянь мужа.

– Это бригавелла «Халцедон», подаренная мне как правителю Лунтана двумя королевами Тарсийского Ожерелья.

– Тарсийское Ожерелье? Я помню, ты рассказывал мне об этой стране.

– Когда-нибудь ты побываешь и там. Это совершенно удивительная страна, и живут в ней удивительные люди, правда, к драконам они относятся не слишком хорошо…

Бригавелла «Халцедон» была нагружена самыми изысканными и драгоценными дарами для императрицы Жемчужного Завета. И чем ближе становился день отъезда, тем больше волновалась Фэйянь и тем терпеливее успокаивал ее Баосюй.

– Все пройдет благополучно, уверяю тебя, любовь моя, – говорил жене дракон.

Фэйянь кивала в ответ, но душа ее металась, напоминая крошечного мышонка, попавшего в ловушку. Однако внешне Фэйянь ничем не выдавала своего волнения. Как-никак она была женой князя драконов, а столь высокородной даме не пристало суетиться и заливаться слезами будто какой-нибудь простушке!

Накануне отплытия Фэйянь отправилась в храм Мирового Ока, чтобы вознести молитву о благополучном путешествии. Баосюй, как дракон, пренебрежительно относящийся к молитвам и жертвоприношениям, в храм не пошел, предпочел лично и без жрецов-посредников договориться с богом моря о том, чтобы тот обеспечил на время плавания «Халцедона» отменную погоду.

Храм Мирового Ока, воздушный, легкий, состоявший, казалось, из одних лишь тонких колонн и прозрачных куполов, умиротворяющее подействовал на душу Фэйянь. Она преклонила колена перед алтарем и изображением золотого Мирового Ока и стала молиться о том, чтобы ее путешествие прошло без бедствий. Фэйянь так погрузилась в молитву, что не сразу заметила, что стоит пред алтарем не одна. Оказалось, что слева от нее молится прекрасная женщина в лучезарных одеждах, а справа – не менее прекрасный мужчина, чьи роскошные одеяния были подпоясаны алым поясом, сверкавшим, как струя пламени. Фэйянь пораженно вскрикнула, ибо узнала молящихся: это были Небесная Чиновница Юй и Небесный Чиновник Ань. Она поклонилась им:

– Как давно я не имела счастья видеть вас!

Чиновница Юй обняла молодую женщину:

– Твоя жизнь текла благополучно и размеренно, а потому мы и не появлялись, чтобы не смущать тебя и твоего супруга. Но, узнав о том, что ты отправляешься в дальнее путешествие, твоя матушка, небожительная императрица Нэнхун, послала нас, чтобы мы во время путешествия ограждали тебя от всяких злоключений.

– Неужели меня ждут злоключения? – побледнела принцесса Фэйянь.

– Мы молим Небо о том, чтобы этого не было, – сказал Небесный Чиновник Ань. – Послушай меня внимательно, принцесса. Конечно, Небо защищает человека. Но свою защиту оно посылает лишь тому, кто и сам старается быть господином своей жизни. Слабый духом не получит помощи Неба, ибо не будет знать, что делать с этой помощью. Лишь тот, кто силен сердцем и чист душой, угоден Небесам. Поэтому не уповай только на чудодейственную помощь, принцесса…

– Ань! – с упреком воскликнула Небесная Чиновница Юй. – Вечно ты все испортишь!

– Я говорю правду, только и всего. Кто знает, может быть, Небеса пошлют нашей принцессе испытания вместо благословения; даже нам, Небесным Виновникам, не дано знать воли богов.

– Я благодарна вам, – поклонилась принцесса Фэйянь. – Ваши слова ободрили меня, а то, что вы станете сопровождать меня в путешествии, наполнило мое сердце радостью…

Наконец настал день отплытия. Фэйянь простилась с мужем и дворцовыми челядинцами и в сопровождении Небесных Чиновников поднялась на борт «Халцедона». Ветер наполнил кипенно-белые паруса, и бригавелла ходко отошла от берега, взяв курс на Жемчужный Завет.

– Береги себя, любимая, – проговорил Баосюй, глядя вслед уходящему кораблю. Но проговорив это, дракон страшно смутился, словно его поймали за каким-нибудь не приличествующим сану занятием.