Огнева Евгеньевна - Барон-дракон

Пашка третьего родил - отец герой. Толик фирмой ворочает. Люба, Лена, Ира… мелькали имена.

Вадим кого вспоминал, кого - не очень. Ольга…

— Кто?

— Ты, наверное, ее не знаешь.

— Знает, - вставила слово Мария. - Она рассказывала, как тебя на дороге зимой встретила, а потом ты пропал. Она кому-то там звонила, сказали: ты в порядке - уехал.

После второй Маша ушла. Говорил в основном Вовка. Рассказал, как выкрутились и купили квартиру, как работают. Ребятишки растут. Парень уже в садик ходит. Дочь в школу.

В этой кухне, среди людей, которым полагалось давно его забыть и наплевать, но которые встретили среди ночи, как давно жданого, Вадиму вдруг сделалось грустно до слез. Вульгарно. По человечески.

Он напился.

За добавкой, пользуясь тем, что Маша уснула, конечно, сбегали. Так что к утру оба были готовенькие. Топая на цыпочках как оживший шкаф и задевая за все, за что можно задеть, Вовка постелил ему на кухне в углу. Благо - места хватало. Вадим рухнул на надувной матрас и тут же провалился в сон.

— А як же ж с получкой? - в который раз спрашивал, наехавшего хозяина, непонятливый хохол.

— Аккордом, - отмахнулся толстый мужик, некстати облаченный в черную с искрой пару.

Занесло на стройплощадку прямо со званого ужина, или они так теперь вообще одеваются, размышлял Вадим. Хозяин старался лишнего не двигаться. Кругом стояли лужи, жирно блестела грязь, валялись бревна, чурки, чурочки и щепки. И так уже испачкал лаковый ботинок в смоле: за каждым шагом другой ногой отшпиливал от подошвы приклеившуюся щепку, будто пританцовывал.

— Так не договаривались, - влез татарин Ваниль. - Аванса не было. На что еду покупать?

— Я вам предлагал повариху и харчи. Вы сами отказались, - огрызнулся, занятый борьбой со щепкой, хозяин.

Предлагать-то он предлагал, только и вычет на питание положил такой, что вся бригада дружно отказалась. В ресторане, выходило дешевле. Для начала сбросились, сколько у кого было, купили продуктов, готовили. Потом перешли на сухомятку. Мыкола Худорожко первым заблажил, что повару ставить надлежит только половину дневной нормы. Иш, у печки греется, а мы ему плати.

Народ естественно откачнулся от казана. Ели теперь почти все всухомятку. Если кто и варил - только для себя. Не больно-то привередливому Вадиму, и тому надоело. К тому же продукты испарялись с потрясающей скоростью. В бригаде поползли разговоры: кто-то потихоньку тягает харчи, не иначе захоронку на тяжелые времена делает. Все дружно подумали на того же Худорожку.

Однако не пойман - не вор. Подозреваемого попытались прижать, но на передний план выдвинулся молчаливый мужик, которого звали просто Михась. Без фамилии. Но с дурной силой и тухлыми глазами. С Михасем никто связываться не захотел. Так что, продуктов осталось на полтора дня.

Вообще-то Вадима вся ситуация занимала постолько-поскольку. Он тут был человек случайный, оставаться в бригаде дольше необходимого не собирался. А собирался, заработать и уехать.

Тяга к перемене мест образовалась после памятного поединка. У Волковых он обретался дня четыре… или пять. Не помнил. Помнил как рассвирепела в конце концов Маша, и как он убрался по добру поздорову, то есть пока не убитый ее железной лапой. Плечо - сажень, рука - лопата. Это про нее. А красавица! В другой бы ситуации… Вовка и пристроил Вадима в бригаду шабашников. Тому было все равно. В первые дни он не очень-то и понимал, что они тут строят. Только потом разобрался - заимку. Ни хрена себе, конечно, заимочка выходила. На такую и президента пригласить не зазорно. Хуже другое - торчать на стройке придется до окончания работ, иначе не увидишь денег. Это оговаривалось отдельным пунктом. Торчал и даже получал по началу некоторое удовольствие. Природа, мать наша, раскинулась вокруг тихим болотным краем, в центре которого, на островочке и строился деревянный дворец в стиле теремок. Твое дело - бревна ворочать, топором махать, плоское таскать, круглое катать. Бригада интересовала Вадима ровно два дня, столько, сколько нужно, чтобы понять, говорить тут не с кем. Он глухо молчал, работал, уходил по вечерам на окраину мшаного острова и там отдыхал от всех.

Он немного заработает и поедет к матери. Прискорбное бегство из родного города, а главное, обстоятельства его спровоцировавшие, стали забываться. На родине, тоже поди не помнят, кто таков. Можно возвращаться. Дальше… Поедет к Гасану, устроится где-нибудь у моря. Там и врага найти, и любовь встретить легче. Если мне вообще такое грозит. Ирония в данном случае была более чем уместна. Проверяли уже, надеялись и пытались. Ни тебе внутренней уверенности, ни тебе знака свыше. Было и было. И сейчас бы было, не разведи обстоятельства. Марго осталась для

Вадима близкой женщиной. Она была ему дорога, он ее ценил. Но… даже не попытался с ней связаться.

В первые дни после своего поражения он ждал весточки от Следящих. И дождался таки.

Вадим жил в какой-то общаге за городом, пил с остальными водку; стакнулся даже накоротке с молодой особой, по ее понятиям страшно разборчивой в связях - ниже бригадира она ни с кем не спала. Все по пьяне. Пока однажды под матрасом собственной койки не нашел мятую бумажку, по виду пролежавшую там не меньше года. Выбросил бы, да тот же Худорожко, пробираясь мимо, толкнул под руку. Бумажка вывалилась из ладони, развернулась и спланировала под ноги.

Любопытный хохол сунулся следом за Вадимом поглядеть, увидел непонятные каракули и ушел по своим делам. Вадима же пригвоздило. Чернозеленые строчки слегка светились: " Приговор пересмотрен. Тебе надлежит выполнить только одно задание. Выбор за тобой".

Он как стоял, так и рухнул на свою койку. Буквы плясали перед глазами.

— Что пишут? - Худорожка стоял рядом и лез носом в листок. Откуда только взялся?

Вадим осторожно, чтобы не выдавить ненароком глаза, взял его пятерней за физиономию и отправил в дальний угол. На некоторое время в комнате повисла тишина. Пока тот приходил в себя, пока осознавал всю подлючесть поступка сотоварища по бригаде. Потом, конечно, началось: вбыл, угробыл, да шоб тоби, да провалыси, да хай похилыться и повалыться… Вадим вышел, аккуратно притворив дверь. Побежит на него жаловаться противный хохол или нет, его категорически не интересовало. Путь домой практически был открыт. Только одно задание, означало - победу.

Можно паковать чемоданы и покупать обратный билет. Простить врага? Они их всех простит и ныне, и присно, и вовеки веков, и в мать и в перемать!

В захламленном дворике он присел на ящик, откинулся спиной на стену и закрыл глаза. Пусть все тут провалится, скоро он отсюда отчалит. Ему дела нет до людей, до их обид и кодексов. Домой!