Василий Доконт - Мы зовём тебя править

Остаток дня прошёл в тех же ратных трудах. Дворцовые стражи носились от Храма к Храму, разгоняя одну толпу за другой. Пророки Разрушителя прекратили свои митинги и где-то попрятались. Пришло время грубой силы, и схватки закипали в самых неожиданных местах.

Улицы и площади Скироны покрывались трупами мародёров, как считал король. Бесспорную связь с Разрушителем удалось установить не более, чем в тридцати случаях. Всё тем же способом - проверкой на разжижение мозга. Остальные сотни убитых имели вполне нормальный для мёртвых вид: неудачливых грабителей, схвативших слишком большой кусок. Привлечённые в город обещанием баснословной поживы на ограблении Храмов, эти труженики большой дороги никак не могли быть сторонниками Разрушителя. Но грабёж на дорогах и бои с солдатами - это совершенно разные вещи. Самые умные из этой армии бандитов бежали из города через открытые настежь городские ворота, и городская стража не препятствовала им. Городская стража и в городе ни во что не вмешивалась, и ближе к вечеру её патрули перестали появляться на улицах.

Самые жадные из бандитов продолжали надеяться на успех, только источник обогащения, возможного обогащения, у них переменился. Главной целью стал король Василий, и где бы он не появлялся, центр схватки перемещался к Хрустальной Короне, которую король никак не соглашался убрать:

- Пусть все видят, что король жив, что он здесь, что он борется.

Результатом этой наглядной агитации "за монархию" стала гибель ещё трёх лошадей под Василием и кровавая ссадина на лбу Его Величества - какой-то камень не сумел увернуться от королевской головы.

Когда стало ясно, что война в Скироне приобрела слишком уж личный характер, и что за жизнь Василия, как показал на допросе один из мародёров, обещано два мешка бриллиантов, уставший от бессмысленной бойни король согласился покинуть поле боя и вернуться во дворец.

Война сразу же кончилась - штурмовать дворец дураков не нашлось, а, может, и агенты у Разрушителя кончились. Кто знает?

Барон Готам, получивший от разгневанных и перепуганных баронов пост военного министра, объехал казармы городской стражи, где, умертвив трёх капитанов простым вопросом: "Как вы связываетесь с Разрушителем?" и, выгнав с позором остальных трёх, добился от городских стражей повиновения, и выслал их на улицы - убирать трупы и патрулировать.

Стали подсчитывать потери.

Дворцовые стражи потеряли шестьдесят человек убитыми и около двухсот ранеными. Раттанарцев погибла почти половина - двадцать человек. Призванные долгом охранять своего короля, они вместе с ним попадали под прицел любителей бриллиантов, и те, кто не погиб, оказались серьёзно изранены.

Легче всех отделались гномы: у них убитых не было. Три тяжёлых перелома, восемь сотрясений мозга и ещё пятнадцать ушибов различной тяжести. Впрочем, Эрина это не радовало. Для его небольшого войска бой под Храмом Матушки оказался единственным в течение дня, так как никто у Храма Матушки гномов не сменял до самого ужина, а оставить женщин без защиты благороднейший и единственный в Соргоне рыцарь не решился.

Потери среди горожан, вставших на защиту Храмов, равно как и среди храмовых служителей, подсчитывать не стали, поскольку не было заранее установлено, сколько их должно было быть изначально. Сколько осталось в живых - тоже неизвестно, так как многие разошлись по домам по окончании битвы, и процентное отношение погибших было не к чему высчитывать.

Мародёров же набили более полутора тысяч и, судя по тому, что разбежалось намного больше, спокойной жизни в Скироне не следовало ожидать долгое время: так или иначе, но бандиты постараются не оставаться без добычи.

Король, узнав о потерях среди своих, впал в меланхолию. Уединившись в кабинете, он стал решать моральную проблему: имел ли он право или не имел - посылать на смерть такое количество народа.

Капа, лишённая возможности отделиться от мыслей Василия никоим образом, изнывала, внимая этому нытью, и можно считать, что за все дерзости и насмешки, выслушанные за день, король ей воздал сторицей.

Из трёх барбудос, ступивших на землю Соргона более десяти часов назад, меньше всех мучался Бальсар: лошадь увязавшегося за королём мага сломала ногу во время атаки у Храма Матушки и перекатилась через всадника. Бальсар потерял сознание, и участия в дальнейших событиях не принимал.

Очнувшийся среди контуженых гномов, маг безропотно отлёживался до вечера - жрицы Матушки сводили с его тела ушибы и вправляли сотрясённый падением мозг. К счастью Бальсара, он отделался только такими травмами.

Во дворец он вернулся вместе с недовольным Эрином и сразу погрузился в атмосферу боевых воспоминаний выживших раттанарцев. Жаль, Василий не слышал, с каким упоением солдаты хвастались своим королём. Перед глазами благодарного слушателя мелькали десятки шрамов (жрицы Матушки побывали здесь раньше мага, и потому открытых ран уже не было) от принятых вместо безрассудного короля ударов. Оказалось, что Василий рвался вперёд с таким задором, что сорок раттанарцев с трудом успевали прикрывать ему спину. Это не значило, что король в бою был безумен: он поразительно хорошо видел всё, что вокруг творилось и перечню эпизодов, когда меч или щит Василия отводил от того или другого роковой удар врага, не было конца.

Потом зашёл спор о боевом кличе. Почему - "ура"? Чему радуется король, идя в бой? Самому ли сражению, противоборству или тому, что сражается за правое дело, за которое даже смерть - и то в радость?

Спор быстро зашёл в тупик, и чтобы не переводить его в ссору, единодушно было принято мнение, что, как бы там ни было, а боец их король - отменный, редкий, можно сказать, боец.

Эрин сидел в углу с закрытыми глазами и, из зависти, делал вид, что не слушает, при этом, не пропуская ни единого слова. Обижен рыцарь был крепко: если у вас в отряде есть гном, отковавший первоклассный топор, и этот гном - воин, а топор ещё плохо опробован, то не пускать этого гнома в бой первым, в самом крайнем случае - вторым - вот обида почти на всю жизнь, аж до первого серьёзного боя.

Когда Бальсару, в доказательство своей правдивости, солдаты показали круглый Васильев щит, Эрин не выдержал, посмотрел. И расстроился ещё больше: щит можно было назвать круглым только при очень большом воображении. Иссеченный мечами, измятый камнями, щит этот был яркой иллюстрацией к интересно проведенному королём дню, и гном, бросив, украдкой, взгляд на свой, едва поцарапанный, поторопился уйти из казармы.

От бесплодных упражнений в философии короля спас приход баронов.

Сначала в кабинет заглянул солдат, из тех десяти, что не принимали участия в битве, и, глядя на Василия испуганно-восторженными глазами, поинтересовался, не занят ли Его Величество, и, если нет, то не будет ли Его Величеству угодно…