Саймон Браун - Государь

– Ваше величество, я знаю, что вы вините меня в болезни вашего брата, но я искренне люблю его как друга и сделаю все от меня зависящее, использую всю магию всех теургии, чтобы найти средство от его хвори, какой бы она ни была.

Опять воцарилось молчание, а затем из темноты появилась Арива, похожая на призрак. На ней не было ничего, кроме нижней рубашки. Волосы растрепаны, лицо покрыто пятнами, глаза красные. Долгое время она пристально смотрела на Эдейтора, и прелат старался выдержать ее взгляд. Потом она взглянула на Оркида и Поула, но даже не пыталась «переглядеть» их. Эдейтору показалось, что на лице у нее отразилось что-то похожее на стыд.

– Если ты сможешь помочь Олио, я буду навеки у тебя в долгу, – произнесла она.

– Я помогу Олио, – просто сказал Эдейтор.

Оркид шагнул вперед.

– А вы, Ваше величество, поможете теперь вашему королевству?

Она глубоко вздохнула и сказала:

– Как помогала всю свою жизнь. – А затем устало улыбнулась ему. – Что вам прекрасно известно.

Горы, окружающие Пиллу, были скрыты низко нависающими серыми тучами. Марин, король Амана, стоял один на вершине сторожевой башни, которая была самой старой частью его королевского замка.

Порывы ветра развевали его волосы и сдували со щёк слезы. В правой руке он держал небольшой кусочек бумаги, доставленный почтовым голубем всего час назад. Послание это пришло от его брата Оркида и содержало рассказ о событиях, произошедших три дня назад. Не веря глазам, он прочел о страшной смерти своей внучки при преждевременных родах, а потом и о смерти Сендаруса, своего единственного, ребенка. И почувствовал, как вся вселенная замерла. Он попытался прочитать эти слова во второй раз, но смысл их не укладывался у него в голове.

А затем вселенная снова пришла в движение.

Придворные, чувствуя беду, спросили о содержании послания. Он холодным и негромким голосом ответил, и они тоже впали в шок, не в состоянии постигнуть смысла сказанного. Затем король встал с трона, приказал, чтобы никто не следовал за ним, даже его телохранитель, и поднялся на сторожевую башню, где и выплеснул свое горе.

Он оплакивал своего сына, свою неродившуюся внучку, свою давно умершую жену и любовь, которую они оба питали к Сендарусу. Наконец, он оплакивал себя, переполненный жалостью к самому себе. Именно это-то и вернуло его назад из темного омута, куда Марин погрузился с головой. Он ненавидел себя. Ненавидел за то, что жив, когда его любимый сын погиб. И было еще кое-что. До этого момента он всегда думал о Линане только как о еще одном орудии в своих честолюбивых замыслах возвеличивания Амана, но теперь принц-изгнанник стал убийцей Сендаруса, и Марин ненавидел его лютой ненавистью, которая поселилась в груди, подобно второму сердцу, давая новую жизнь.

Он спустился с башни, думая о том, что надо сделать для уничтожения Линана. И с мрачным удовлетворением сообразил, что часть необходимого уже осуществлена Амемуном. Эта мысль заставила его резко остановиться. Амемун любил Сендаруса почти так же сильно, как и Марин, и ему нужно будет обязательно сообщить о случившемся. Внезапно снова нахлынула боль утраты, но он цепко держался за свою новую ненависть, и его разум очистился, как очищается летним пожаром старый сухой лес.

Старый аманит предельно вежливо улыбнулся и изящно принял левой рукой небольшой кусочек пищи. Благословив его во имя бога пустыни, он переложил кусочек в правую руку и отправил в рот. После чего сделал вид, будто с удовольствием жует, а потом проглотил целиком, подавляя подступившую к самой глотке желчь. Жара в шатре угнетала, его подташнивало.

– Хорошо! – провозгласил Амемун, и хозяин шатра, главарь племени южных четтов, у которого он оказался в гостях, оценивающе улыбнулся.

– Как наш уважаемый гость, ты по традиции должен отведать лучшее блюдо пира.

– Оно было весьма вкусным, – не моргнув глазом, соврал Амемун. «Молю тебя, Владыка Горы, удержи мой выворачивающийся желудок».

– Обычно его ем я как предводитель, – сказал хозяин шатра, но его тон придавал другое значение словам.

Тут уж пришла очередь Амемуна оценивающе улыбаться; теперь он стоял на более твердой почве. После долгих ужасающих недель на раскаленных безводных равнинах, покрывающих южную часть континента Тиир, он наконец нашел дорогу к этому человеку. По слухам, ходившим среди пастухов, живущих в приграничных землях между Аманом и пустыней, он был одним из самых великих вождей южных четтов. Его звали Декелон, и выглядел он так, будто ему не меньше ста лет: лысая голова, кожа цвета глины, запекшейся на солнце, слезящиеся карие глаза.

– Твое гостеприимство будет вознаграждено, – произнес Амемун.

– Так обычно и бывает, – сказал Декелон. Он жестом подозвал к себе сына и что-то прошептал ему на ухо. Сын кивнул и вышел из шатра, забрав с собой остальных отцовских родственников и домочадцев. – А теперь мы сможем поговорить. Ты проделал большой путь, чтобы встретиться со мной.

– Разве это столь странно? Твоя слава самого сильного и мудрого из всех южных четтов известна даже в Пилле.

– Есть две вещи, которые тебе следует знать, Амемун из Амана, – сказал Декелон, перейдя с напевного тона, каким приветствовал его при встрече, на более ровный и холодный. – Первое: когда мы с тобой наедине, лесть ни к чему; она не поможет твоему делу, каким бы оно у тебя ни было.

– Э… Ну, а второе?

– Мы не называем себя южными четтами, как будто мы всего лишь ветвь на большом и благородном древе.

– Понимаю. Каким именем мне следует называть твой народ?

– Мы называем себя саранахами.

– Саранахи? Мне незнакомо это слово.

– Оно из древнего языка и означает птицу, которая парит над океанами, редко касаясь земли, – объяснил Декелон. – Так же и мой народ лишь самую малость касается здешней земли. Мы живем в земле древней и бедной, и поэтому защищаем ее, удобряем как можем, собираем всевозможные ее дары, разводим коз и овец и возделываем широко разбросанные редкие делянки.

– Из какого древнего языка? – полюбопытствовал Амемун.

– Очень немногие из нашего народа знают его теперь, а на востоке он неизвестен вовсе.

– Это язык, на котором мы все говорили когда-то?

– Возможно.

Декелон пожал плечами. Его тон предполагал, что они собрались здесь для того, чтобы обсудить более важные вещи, чем мертвый и большей частью забытый язык.

Амемун глубоко вздохнул. Он проделал долгий и трудный путь, чтобы доставить это послание.

– Как ты говоришь, саранахи живут на древней и бедной земле. Возможно, вам пришло время найти более богатые пастбища?

Декелон остро посмотрел на него.

– Ты предлагаешь мне двинуться на восток, в Аман?

Амемун моргнул. Он не ожидал, что разговор будет таким прямым.