Роберт Сальваторе - Проклятье хаоса

Так они и стояли в безмолвии несколько минут – Кэддерли смотрел на горы, а Даника – на Кэддерли.

– Ты боишься обвинения в ереси? – спросила, наконец, девушка.

Кэддерли повернулся к ней, на лице его читалось любопытство.

– За свой поступок с деканом Тобикусом, – пояснила Даника. – Если он вспомнил, что произошло, и понял, что ты сделал с ним, вряд ли он обрадуется встрече с тобой.

– Тобикус не пойдет открыто против меня, – отозвался юноша.

От внимания Даники не ускользнул тот факт, что Кэддерли, говоря о старике, опустил упоминание о его должности, а по правилам ордена и Библиотеки это считалось немалым проступком.

– Поскольку он наверняка восстановил в памяти многое из того, что случилось, когда мы в последний раз беседовали с ним, – продолжил молодой жрец, – я полагаю, он станет укреплять свое положение… и понижать в должности или прогонять тех, кого подозревает в дружбе со мной.

Несмотря на мрачность рассуждений, голос Кэддерли не дрожал и юноша не выглядел встревоженным, так что заметившая это Даника не смогла скрыть своего изумления.

– Каких союзников может он заполучить? – спросил молодой человек так, словно это объясняло все.

– Он глава ордена, – отозвалась Даника, – и у него немало приятелей среди почитателей Огма.

Кэддерли негромко хмыкнул, насмехаясь над этой мыслью:

– Я уже говорил тебе, что Тобикус глава ложной иерархии.

– И ты вот так просто пойдешь туда и объявишь об этом?

– Да, – невозмутимо ответил Кэддерли. – У меня есть союзник, против которого декан Тобикус не устоит, тот, кто повернет жрецов моего ордена ко мне.

Данике не стала спрашивать, кто же этот могущественный союзник. Кэддерли верил, что с ним сам Денир, что бог предуготовил его миссию. Учитывая силу юноши, Даника не сомневалась в этом. И все же ее беспокоило, что Кэддерли стал столь самоуверен, даже заносчив.

– Жрецы Огма не включатся в игру, – продолжил юноша, – потому что все это их не касается. Единственное разногласие, которого можно от них ожидать, само проявит себя, когда я смещу Тобикуса с поста главы ордена Денира. Брон Турман станет моим соперником в борьбе за звание декана.

– Турман многие годы стоял у вершин власти в Библиотеке, – заметила Даника.

Кэддерли по-прежнему нисколько не волновался.

– Он будет могущественным противником, – продолжила Даника.

– Не важно, кто из нас займет пост декана, – ответил Кэддерли. – Моя первейшая обязанность – повиноваться воле Денира. И лишь когда все устроится, я буду тревожиться о будущем Библиотеки Назиданий.

Даника приняла его объяснения, и вновь они надолго погрузились в молчание. Кэддерли продолжал разглядывать величественные Снежные Хлопья. Даника верила в него и соглашалась с его доводами, но она не могла увязать его показное хладнокровие и тот факт, что он, погрузившись в размышления, находится тут, а не в Библиотеке. За внешним спокойствием Кэддерли скрывал истинное смятение, а потому медлил с возвращением.

– О чем ты думаешь? – спросила она, нежно прижимая ладонь к щеке молодого жреца, чтобы отвлечь его взгляд от гор.

Кэддерли, тронутый ее участием, тепло улыбнулся девушке.

– О неохраняемой сокровищнице там, наверху, самой обширной в нашем крае, – ответил он.

– Никогда не знала, что тебя интересуют материальные богатства, – заметила Даника.

Кэддерли улыбнулся снова.

– Я думал о Безымянном, – сказал он, упоминая несчастного прокаженного, с которым однажды встретился на дороге. – И обо всех безымянных вокруг Кэррадуна и озера Импреск. Ценности из драконьей кладовой могут принести землям великое благо. – Он взглянул Данике прямо в глаза. – Сокровища способны дать всем этим людям имена.

– Это куда сложнее, чем кажется, – возразила Даника, ибо оба они отлично знали разницу между богатством и силой.

Если Кэддерли намерен разделить ценности с нищими, он непременно встретит сопротивление так называемой «аристократии» Кэррадуна, не делающей различия между богатством и благородством и использующей свои деньги для того, чтобы чувствовать свое превосходство над другими.

– Денир со мной, – спокойно произнес Кэддерли, и в этот миг Даника поняла, что ее любимый действительно готов к бою, готов к борьбе с Тобикусом и со всеми остальными.

Несколько жрецов лихорадочно трудились над Кьерканом Руфо, лежащим на холодной сырой земле возле парадных дверей Библиотеки Назиданий. Они закутали его в свои плащи, не обращая внимания на знобящий ветер ранней весны, но и не упускали из виду клейма на его лбу, незажженной свечи над закрытым оком, – символа, значение которого понимали даже жрецы Огма, не осмелившиеся внести изгнанника в Библиотеку.

Руфо продолжал рыгать и блевать. Грудь его дергалась в приступах рвоты, желудок отшельника, очевидно, скручивали жестокие спазмы, причиняющие невыносимые страдания. Покрытая потом кожа мужчины покрывалась черно-багровыми синяками.

Жрецы Огма, среди которых были и могущественные клирики, проводили церемонию лечения, твердя целительные заклинания, поскольку служители Денира не рискнули бы пробудить силы своего бога во имя этого человека.

Но, казалось, все было напрасно.

Декан Тобикус и Брон Турман прибыли к дверям вместе, проталкиваясь через растущую толпу зевак. Глаза сухонького декана расширились, едва не вывалившись из впалых, окруженных морщинами глазниц, когда он увидел, что там, снаружи, лежит Руфо.

– Надо перенести его в тепло! – крикнул декану один из лекарей.

– Он не имеет права войти в Библиотеку, – решительно отрезал Брон Турман, – с этим клеймом. Кьеркан Руфо собственными поступками заслужил печать позора, и она все еще лежит на его челе!

– Внесите его, – неожиданно проговорил декан Тобикус, чем невероятно поразил Турмана.

Однако открыто протестовать он не стал. Руфо принадлежал ордену Тобикуса, а не его, и Тобикус, как декан, обладал властью, чтобы позволить этому человеку войти.

Несколько секунд спустя, когда Руфо пронесли сквозь толпу, а декан Тобикус удалился вместе со жрецами-целителями, Брон Турман пришел к тревожному заключению, объясняющему, отчего приказ декана так возмутил жреца Огма. Кьеркан Руфо не был другом Кэддерли; фактически именно Кэддерли и заклеймил его. Не это ли способствовало решению декана впустить Руфо?

Брон Турман надеялся, что причина не в этом.

В боковой комнате пустых покоев, обычно приберегаемых для частных просителей, жрецы, воспользовавшись лавкой в качестве койки, продолжили героические попытки исцелить Руфо. Ничто из того, что они применяли, не помогало; даже Тобикус попробовал воззвать к великим силам, распевая над Руфо, пока остальные подпевали ему. Но то ли заклинания оказались слишком слабыми, то ли болезнь Руфо просто отвергла их: слова декана пропали впустую.