Андрей Смирнов - Князь лжи

Я сопротивлялся – если можно назвать «сопротивлением» тот самоубийственный шаг, что был предпринят. Я погибал, но отчаянно не хотел вливаться в сообщество мертвых волшебников, которые, несмотря на весь кошмар своего положения, все еще осознавали собственное бытие. Последним заклятьем, уже не обладая никакой магией, кроме той зловонной отравы, которую вливала в меня Тень, я исказил свой Тэннак и Шэ, превратив их в яд для той соборной сущности, к которой меня пытались присоединить. Возьми меня – и потеряешь всех.

Я ощутил эхо восторга, объявшего моих предшественников. Они ничем не могли помочь мне, они сами стали, если так можно выразиться, – тенями Тени, но и теперь, не имея никаких сил для собственных действий, ничего они не желали больше, чем вырваться из сферы влияния поработившей их демонической твари. Пусть даже освобождение означало бы их окончательную гибель.

Именно тогда, в момент частичного, еще незавершенного слияния и пришло это имя – «Ночная Тень». Кто-то из моих предшественников назвал так свою будущую госпожу вскоре после того, как впервые увидел ее – и незадолго до того, как она его поглотила. Собственного имени Тень не имела. Или же не хотела раскрывать его своим рабам. Поглощенные были открыты для нее, но она открыта для них лишь в той мере, в какой желала сама.

Кажется, своим последним заклятьем мне все-таки удалось ранить ее. Я ощутил ее бешенство, когда собираемые веками Келат колдунов стали распадаться – не только как сообщество, но и как индивидуальности – до полного разложения Келат и торжества безумия.

Потом я потерял сознание.

Когда я очнулся, то плохо понимал происходящее, но, самое главное, я остался собой… По крайней мере, какой-то частью.

Тень возвращалась в сгусток черного свечения, унося что-то, ранее принадлежавшее мне. Что-то, похожее на сверкающий драгоценный камень.

Тень засмеялась:

– Уходи, если хочешь. Ты все равно мой.

Я бежал. Тень забрала почти все, что ей было нужно. А то, что осталось, достанется ей после моей смерти. Счет шел на месяцы и на дни. Изменения, которые я произвел в своем естестве для того, чтобы стать «невкусной едой», необратимы. Шэ и Тэннак распадались, тело выгнивало изнутри, и лишь заклятья могли заморозить, приостановить неизбежный распад. Но эта отсрочка была такой ничтожной, а кошмар слияния с соборной сущностью мертвых колдунов – столь ясным и неизбежным, что я совсем потерял голову. Даже имел глупость явиться к правителю Яртальского Княжества, который нанял меня на эту работу и рассказать о своей неудаче. Я надеялся, что он захочет помочь мне, разошлет гонцов с тем, чтобы пригласить других колдунов, более могущественных и мудрых, которые каким-то чудом сумеют исцелить меня и победить Тень. Я был дураком. Столь вопиющая глупость граничит с безумием, а уж в последнем-то нет ничего удивительного. Я полагал в те дни, что извращены, отравлены только мои Шэ и Тэннак – жизнь и волшебство – а личность не повреждена, сохранена еще в своей целостности. Все было совсем не так. Келат распадался, и даже быстрее, чем другие части моего естества, но в те, самые первые дни своей «послежизни» я еще не понимал этого простого факта. Болезнь развивалась во мне, но пока еще не прорвалась наружу.

Итак, я вернулся в Яртальское Княжество, забыв о том, что людям не свойственно быть благодарными, а неудачников и вовсе никто не любит. Война с Яалом, едва не поглотившая все Алмазные Княжества, когда-то прославила меня, и яртальский князь знал об этом – но теперь предпочел забыть: так было проще. Прошлые заслуги – в прошлом, сказал он мне, а настоящее положение дел – в настоящем. Ты умираешь, ты бесполезен и слаб. Ты говоришь, Тень отравила тебя чем-то или ты сам отравил себя – не важно; важно то, что ты не смог выполнить взятых на себя обязательств и более того – сам стал источником чумы, с которой отправился бороться… Да, так или примерно так сказал князь – только другими, более обтекаемыми словами, используя целый каскад иносказаний и поэтических выражений, как требовали того придворные обычаи Алмазных Княжеств. Меня схватили и бросили за решетку. Я не мог поверить, что все это происходит со мной, вел себя как душевнобольной, кричал и вырывался из рук стражников, порывался что-то доказывать. Мир мутился, все распадалось на части, и в этом состоянии я был принужден объяснять, что же произошло в Бэрверском холме. Неудивительно, что я не справился с этой задачей…

Первые дни в клетке слились в размытое пятно…

Тюрьмы в наших Княжествах, по обыкновению не имеют отдельных камер… Камеры – это северная придумка, глупость полнейшая, по моему мнению. За стенами тюремщику не видно, чем занимается заключенный, как же он будет следить за ним?.. У нас – не так: большое помещение разделяется железной решеткой на отдельные части, куда и помещают людишек. Само собой, в клетки засовывают самых важных персон, прочих, как и везде – в общую яму. Из ямы не сбежишь…

Я, Нельбрис Лакри Ламкор, ученик некроманта, знаю об устройстве тюрем не понаслышке. Мой отец был тюремщиком в Херпеле, прежде – свободном городе на границе трех княжеств, а теперь…

Вон отсюда!..

Вон… Знай свое место.

Пролез все-таки. Так, спокойно. Взять себя в руки. Обуздать гнев. Я – Льюис Телмарид. Не какой-то вшивый Нельбрис, ученик некроманта, неумеха, не сумевший даже добраться до зала с огнями и выпитый Ночной Тенью в полглотка. Льюис Телмарид. Тот, кто ходил путями жизни и смерти, учился у друидов и бессмертного скайфера ваги, кто командовал тысячей всадников на Сепкразском поле, в той битве, где была сокрушена военная мощь Яала… Я, Я, Я. Не Нельбрис… не все остальные. Их память – моя, но они – не я. Нельзя забывать об этом.

Никогда нельзя забывать.

Поэтому – пусть сидят на своем месте и помалкивают, пока их не спросят.

Я продолжаю…

Первые дни в клетке слились в размытое пятно. Какое-то безвременье: слова, движения, чьи-то крики… кажется, меня били… или пытались кормить?.. События слепились в один ком, и теперь уже не разобрать, что же происходило.

Потом…

Потом наступило прояснение. Я осознал – пока еще очень смутно, интуитивно – что со мной творится что-то нехорошее, неправильное. Умирает не только тело, разлагается не только жизненная сущность, искажается не только волшебство. Поврежден и разум, быть может – необратимо. Какая-то часть еще может думать, осознавать себя, но другие… Хм. Другие тоже осознают себя. Каждая из частей по отдельности.

Там, в тюрьме, пока дни текли, как песок между пальцев, я пытался обуздать собственное безумие. Та часть моего разума, которая и была «настоящим мной», потихоньку оправлялась от шока, вызванного незавершенным слиянием с Ночной Тенью. Хозяин проснулся в собственном доме… и увидел, что дом заполнен сумасшедшими и калеками.