Андрей Смирнов - Князь лжи

– Мама, я хочу добавки!

Лердвих отвел глаза. Как объяснить ребенку, что добавки нет и не будет еще очень долго… если, конечно, не свершится чудо и барон Кэрон Тирабельт не вернет то, что отнял?..

Ана что-то сказала своему сыну. Ана умудрялась находить нужные слова тогда, когда мужчины молчали, давя в себе желание взяться за оружие и объявить войну собственному господину. Кэрон Тирабельт не любил, когда крестьяне осмеливались у него что-то просить, даже если они просили позволения оставить им хотя бы часть того, что взращивали на своих полях. Но еще больше барон не любил бунтов и мятежей. Несколько семей из соседнего поселка, доведенных до крайности, осмелились оказать сопротивление людям барона, пришедшим, чтобы отобрать у крестьян последнее, что у них еще было – зерно для посева. Солдат сильно избили; Кэрон, пришедший в поселок с большим отрядом, сжег дома «бунтовщиков», а их самих повесил вдоль дороги. Не пожалели ни женщин, ни детей. Показательная казнь должна была послужить уроком для всех остальных. Это случилось в прошлом году.

Лердвих перевел взгляд на мужа Аны, Секвера. «Только бы он не наделал глупостей…» – с тревогой подумал юноша.

До того, как Секвер поселился в деревне, он был воином, наемником. О своей предыдущей жизни рассказывать не любил. Три отрубленных пальца на правой руке, шрам через все лицо и легкая хромота – вот все, что принесла ему война. Он был таким же нищим, как Ана и Лердвих, потерявшие, незадолго до появления Секвера, своих родителей. Секвер поселился в их доме – у него не было денег, чтобы платить за комнату в трактире. Что-то случилось с ним на войне – оружия он больше видеть не мог, и даже к топору и охотничьим ножам лишний раз старался не прикасаться. Он хотел совершенно забыть свою предыдущую жизнь и стать обычным крестьянином – и ему это почти удалось. И только иногда в нем прорывалось что-то звериное: глаза наливались кровью и он был готов убить, казалось, за одно только неосторожное слово. Он боялся зверя, живущего в нем самом, и нередко молился Белой Богине о том, чтобы она изъяла ярость и гнев из его сердца. Он говорил – уже после того, как женился на Ане, – что сама Мольвири послала ему эту девушку. Гнев никогда не овладевал им, если Ана находилась поблизости; он говорил, что в ней – его спасенье, и, кажется, всерьез в это верил…

Через год после свадьбы родился Крайп, спустя еще два года – Делила, за ней – Йанни. Своего родового имени Секвер так и не назвал, и дети получили второе имя от матери. Злые языки шептали, что Секвер был не просто наемником, а бандитом, объявленным вне закона… Не исключено, в этих россказнях было больше правды, чем мнилось тем, кто придумывал и распространял их.

Улыбки детей стали тем лекарством, которое почти исцелило душу Секвера… но сейчас Лердвих боялся, что ярость может вернуться. Он и сам испытывал жгучую ненависть к барону, но его гнев был бесплоден: он знал, что никогда не осмелится напасть ни на Кэрона, ни на его людей. Он совсем не боец, его поступок вызовет у двуногих псов Тирабельта разве что смех. Секвер – другое дело. Если ярость возьмет верх над его разумом, солдатам барона станет не до веселья. И если так случится, то обречены все они – и Секвер, и его семья, и Лердвих. Сколько солдат бывший наемник сумеет отправить на тот свет, прежде чем прикончат его самого?..

Лердвих чувствовал внутренний пожар, бушевавший в муже Аны, и не знал, что сказать – юноша боялся, что любое произнесенное им слово лишь подольет масла в огонь. К нему самому Секвер относился со смесью отеческой заботы и снисходительного пренебрежения. Бывший наемник был прагматиком до мозга костей; увлечения Лердвиха книгами и колдовством, мечтательность и неприспособленность к реальной жизни вызывали в зяте лишь насмешливое недоумение.

– А Мелерк уйдет в лес, – беззаботно сообщил Крайп. – К лесным братьям.

– Не говори глупости. – Нахмурилась Ана.

– Это не глупости! – возмутился Крайп. – Это секрет… Никому не говорите, ладно? Мелерк сам слышал, как его родители об этом говорили, когда думали, что все спят. Им не пережить эту зиму в деревне. А города не принимают беглых…

– Помолчи. Никуда они не уйдут.

– Почему?

– Потому.

– Мама, – хриплым голосом (она еще не оправилась от недавней болезни) спросила Делила. – А кто такие лесные братья?..

Лердвих встал.

– Спасибо, Ана. Я спать пойду.

Он успел улизнуть до того, как малыши начали требовать ежевечернюю сказку. Сегодня он не был в настроении сочинять добрые сказки, сказка получилась бы злая, жестокая – а кому такая сказка нужна?.. Вот именно, что никому.

Лердвих поднялся наверх. Он занимал просторное чердачное помещение под самой крышей. Здесь постоянно дуло, а когда шел дождь – еще и капало сверху, но зато вся мансарда принадлежала ему одному. При свете огонька, тлеющего в плошке с маслом, можно было спокойно читать или заниматься волшебством ( пытаться заниматься волшебством – так будет вернее) без опасения, что расшалившиеся малыши опрокинут жаровню, купленную на ярмарке несколько лет тому назад. И не боясь, что Секвер отпустит несколько едких словечек, после которых не останется уже ни веры в магию, ни желания ею заниматься… захочется опустить руки, выкинуть все книжки в выгребную яму, и, отвернувшись к стене, попытаться заснуть, презирая себя за собственную никчемность.

«Самое обидное, – думал Лердвих, измеряя шагами свою комнату, – в том, что Секвер прав – кругом прав». Свою долю родительского наследства Лердвих потребовал, когда ему исполнилось шестнадцать лет. Дом, пашню, огород, свинью и корову он был готов признать за Аной; ему же самому требовались деньги, обнаруженные, когда Секвер стал чинить прогнивший пол на первом этаже. Одна из половиц скрывала тайничок, сделанный, вероятно, родителями Лердвиха и Аны; пахнущая землей и плесенью кубышка оказалась заполнена талями. Попалось и несколько мелких золотых монет. Именно на эти деньги претендовал Лердвих. Ана и Секвер пытались его урезонить – без толку. Он угрожал, что, если не получит свое, то расскажет о находке деревенскому старосте и потребует от" общины рассудить, сколько из найденных денег причитается ему, а сколько – Ане. Сейчас, при воспоминании об этом, его охватил нестерпимый стыд. В конце концов, ему отдали требуемое. Он по-прежнему жил в доме Секвера и Аны, пользовался общим имуществом, не замечал молчаливых упреков и глушил уколы совести уверениями в том, что, изучив колдовство, сможет легко обогатиться, после чего они выкупят себя из-под власти барона, приобретут большой просторный дом, заведут слуг, оденутся в бархат и шелка… На ярмарке Лердвих купил несколько книг, жаровню, магические инструменты. Деньги закончились куда быстрее, чем он предполагал…