Сергей Юрьев - Вечность сумерек, вечность скитаний

– И без тебя бы справился…

– А кто сомневается?! Конечно… – поспешила она согласиться. – Но тогда твой путь оказался бы длиннее. Слепому найти дорогу во тьме не легче, чем зрячему, но если у него есть поводырь, верная собачонка…

– Ты? Верная? Не смеши меня.

– Да, я могу повторить это тысячу раз: я верна тебе, мой господин – до тех пор, пока нам с тобой по пути, до тех пор, пока у нас одна цель, пока над нами один владыка.

– Владыка?!

– Да. Уж не думаешь ли ты, что могущество даётся даром? – Она едва заметно усмехнулась и откинулась на спинку трона. – Но тебе не составит большого труда отдать этот долг. Ты будешь делать только то, что тебе нравится, только то, что ты сделал бы и так…

– Откуда тебе знать, чего я хочу?! – Хенрик начал медленно подниматься со своей лежанки, всё ещё опасаясь, что блаженное ощущение лёгкости, ясности и мощи может его покинуть. – Может быть, я желаю прямо сейчас растоптать тебя, как последнюю гадину. А!?

– А вот это меня нисколько не пугает… – Кривая усмешка, казалось, прилипла к её лицу. – То, чего ты хочешь – это одно, а то, что посмеешь – совсем другое. И это правильно… Не смей гавкать на меня, щенок! Я тебе не девочка! Я семьсот лет в гробу пролежала!

– Вот и лежала бы – не высовывалась… – уже более сдержанно отозвался лорд, сообразив, что альвийка, возможно, поделилась с ним явно не всем, что знала, и неизвестно, чего от неё можно ожидать.

– Хенрик… – сказала она почти нежно. – Ты – мой повелитель, ты – моя надежда… Мы с тобой – одно целое. Не стоит ссориться – нам друг без друга не обойтись, ведь ни ты, ни я не остановимся на полпути.

– Это точно! – немедленно согласился он. – Только я никак не пойму – тебе-то зачем моё величие, моя слава и моя власть? Я тебя сразу предупреждаю: всё, чего я намерен добиться, будет принадлежать мне, и делить это я ни с кем не намерен.

– Делить? – Казалось, она искренне удивлена. – А делить ничего и не придётся – всё давно уже поделено, и каждый получит то, что заслужил.

– И ты уже знаешь – что кому достанется? – осторожно спросил Хенрик, почувствовав странное непривычное беспокойство.

– Если знать наперёд, что будет – к чему тогда все труды, все старания… Лишь неизвестность манит нас за собой, лишь надежда зовёт вперёд, лишь желание побуждает добиваться цели. – Ойя говорила монотонно и неторопливо, едва шевеля губами. – Ты хочешь власти, я хочу отомстить, и пока нам с тобой по пути.

– А потом?

– Никакого «потом» не будет – ты добьёшься своего, я – своего, и нам незачем будет здесь оставаться.

– Ну уж нет, куколка! Ты – как знаешь, а я отсюда никуда. – Хенрик почему-то почувствовал себя обманутым. – Мне здесь нравится! И, чем дальше, тем больше мне будет здесь нравиться! Удовольствия стоят того, чтобы их растягивать. – Он неторопливо подошёл к Ойе, схватил её за запястье, расслабленно лежавшее на подлокотнике, и рванул её на себя.

Никто, даже эта ведьма не смеет садиться на трон владыки Литта, будущего повелителя мира! Никто. А удовольствия действительно надо растягивать…

Он рванул Ойю на себя, свободной рукой пытаясь сорвать с неё шелка, но вдруг почувствовал резкую боль в груди, как будто между рёбрами протиснулся тот самый стилет, который однажды вонзился ему под ключицу. Всё померкло перед глазами, поплыло, перекосилось, скомкалось, рассыпалось…

– Продолжим… – Алые влажные губы занимали теперь всё пространство, насколько хватало глаз. – Всё только начинается, и не стоит слишком надолго откладывать второй шаг, если первый уже сделан. Но каждый новый шаг навстречу Владыке Ночи должен быть испытанием… Но если ты когда-нибудь дойдёшь, ты станешь Равным, ты станешь частью Владыки, ты сам станешь Силой, которой нипочём Закон, Судьба, Истина… Ты станешь сам себе Закон, сама себе Судьба и сам себе Истина. Люди слепы… И альвы тоже были слепцами, кроме тех немногих, кто посмел сбросить шоры с глаз и вериги с ног… Даже великий Хатто струсил и пошёл на попятную… Но ты не отступишь. Ты пойдёшь до конца или умрёшь на полпути…

– Заткнись! – Он попытался крикнуть, но не услышал собственного голоса. И альвийка, похоже, закончила свои наставления, губы её сжались, лопнули и разлетелись тысячами кровавых брызг.

Теперь он видел, как двое стражников тащат по дощатому настилу бледного человека в замызганной кружевной рубахе, разорванной на впалой груди.

– Нет, вы ещё попомните! – кричал он, пытаясь вырваться, но очередной удар древком копья его слегка успокоил.

– Ты проморгал, ты за всё и ответишь, – спокойно сказал толстяк в раззолоченном голубом кафтане, прикрытом лёгкой парадной кирасой. – Дам я им то, чего они хотят, а ты получишь то, что заслужил. Справедливость – дело такое… Торжествует она рано или поздно. Лучше уж поздно, чем никогда.

– Это всё она, стерва! – человек в разорванной рубахе попытался упасть на колени, показывая пальцем на сероглазую женщину в роскошном шёлковом платье, привязанную к столбу грубыми верёвками. – Всё она! Всё по её наущению! Она всё говорила – делай карьеру, чем больше дикарей выпоторошишь, тем скорее тебя заметят. Я – чуть слово поперёк, она сразу скандалить. Она всё! Её и отдайте.

Только теперь Хенрик распознал в толстяке наместника провинции Дайн, а то жалкое существо, молившее о пощаде, оказалось отцом будущего лорда Литта.

– Ты никогда мне не нравился Оттон ди Остор… Выскочка ты и подкаблучник. – Наместник с нескрываемой брезгливостью отвернулся от своего бывшего младшего советника и едва заметно кивнул стражникам, которых вдруг стало четверо. Они тут же уволокли его в густой туман, из которого торчали заострённые брёвна частокола.

– А вот ты мне всегда нравилась. – Наместник направился к женщине, привязанной к столбу, в которой Хенрик узнал свою мать. – Всё равно, пока туман не рассеется, вешать вас резона нет – всё равно не видно… – Он протянул к её лицу свои толстые пальцы, унизанные перстнями, но тут же отдёрнул руку, смахивая с подбородка плевок.

– Ты просто ленивая мразь… – Она сказала это тихо, едва шевеля губами. – И не думай, что варвары тебя пощадят. Увидимся перед ликом Гинны, и не жди от меня пощады…

Её голос потонул в звоне пощёчины и предсмертном вопле, который донёсся из тумана.

– Тебе их жаль? – Теперь говорила Ойя, точнее её губы, плывущие в бескрайней пустоте.

– Нет. – Хенрик не задумался ни на мгновение. – Если бы они выжили тогда, я не стал бы тем, кем стал.

Невидимая плеть со свистом рассекла пустоту, и сквозь трещину в сером пространстве протиснулось склонённое к нему лицо дяди Иеронима, окружённое венчиком кружевного воротника.

– Только не жди от меня сочувствия, малыш, – сказал барон, храня на лице кислую усмешку. – Конечно же, я постараюсь придумать, куда тебя пристроить, но только ради того, чтобы ты не путался у меня под ногами. Не желаю, чтобы кто-то мне напоминал о покойном братце. Для начала, скажи, чем бы ты хотел заняться.