Андрей Плеханов - Перезагрузка

– Тихо, – Хадди прижал палец к ее губам. – Не шуми, девочка. Иди обыщи ящики стола, найди мне еду.

Это был он, Хадди, без сомнения. Костюм, материализованный волей креатора, ничем не напоминал ассирийскую одежду – скорее, причиндалы американских коммандос: пятнистая униформа, прикрывающая бронежилет, ремни-портупеи, зеленые камуфляжные штаны, ботинки на высокой шнуровке. Геройский киношный прикид – вполне по вкусу великого воина Иштархаддона. Игорь исчез, уступил место своему жестокому братцу, владеющему искусством быстро и хладнокровно сворачивать врагам шеи.

– Ты убил их, – прошептала Мила, – прямо так, сразу…

– А как я должен был это делать? Вознести молитвы богам?

– Они – креаторы?

– Один из них. Был… Нам везет, девочка – мы сразу же убрали одного креатора. Иди найди мне еду. Я пойду к двери. Сейчас сюда придут другие.

«Повезло»… «Убрали»… Мила, глотая слезы, побрела к тумбочке, на которой стояла микроволновая печь, на мертвых парнишек старалась не смотреть. Открыла тумбочку – пусто. Холодильник рядом – внутри гора бутербродов, упакованных в прозрачную пленку. Опять повезло. Штук шесть шоколадок «Alpengold» – что, и этот креатор тоже балуется сладеньким? Баловался. Отбаловался.

Милена тупо сгребла провизию в пластиковый пакет. Представила, как этот будет есть, жадно поглощать пищу, сидя рядом со свежим трупом, тошнотворный комок подступил к горлу. Боже, ну за что ей такое? Почему он заставил ее идти с собой? Чтобы вымазать в крови, сделать соучастницей убийств. Для чего же еще?

Дверь со стуком распахнулась, в комнату вломился детина с автоматом. Не обратил внимание на убитых программистов – сидели они тихо и мирно, достаточно естественно, а вот на Милену вытаращился сразу.

– Эй, ты кто? – он наставил на нее ствол, со щелчком снял автомат с предохранителя.

– Я это… – Слова разом улетучились из головы Милены, губы ее заледенели и едва шевелились. – Я… Я – Мила…

Пакет с едой хрустел в пальцах, сведенных судорогой ужаса. Где эта сволочь Иштархаддон-Игорь? Куда он делся? Бросил ее одну, на поругание бандитам?

– Значит, ты баба Принца, – определил человек, проявив удивительную осведомленность. – А где он сам?

– Н-не знаю…

– Лешка, Мишка! – крикнул детина, обращаясь к программистам. – Вы чего там пришипились? Ну-ка, бошки поверните!

Лешка и Мишка, само собой, не отреагировали. Охранник понял все сразу – резко побледнел мордой, сделал шаг назад, к двери, перехватил автомат правой рукой, поднял левую и потянулся губами к рации-браслету на запястье. Все, допрыгались. Сейчас здесь будет полный взвод.

Не успел парень. Голова его резко мотнулась вперед, глаза изумленно вытаращились, с губ сорвалось сиплое бульканье. Он сделал два шага вперед, пытаясь в агонии нажать на курок. Иштархаддон и в этом опередил его – вынырнул из-за его спины, выдернул из слабеющих рук автомат, ударил коленом в живот, свалив на пол. Нагнулся над охранником, выдернул из его кармана пистолет, приложил пальцы к его шее, щупая пульс.

– Готов! – сказал он громким шепотом. – Пошли! Идем по коридору, держись от меня в десяти шагах сзади. Если стрелять начнут, прячься везде, где только можно, голову сдуру не высовывай – зацепит. И еду не потеряй.

Обомлевшая Мила хотела было что-то вякнуть, возразить по привычке, но Хадди уже скользнул в дверь, держа в правой руке автомат, в левой пистолет. Двигался он бесшумно, в то же время так быстро, что Мила едва успевала за ним. Сердце ее безумно колотилось, казалось, что стук его гремит по всему коридору.

Желтые стены, облупившаяся масляная краска. Вдалеке что-то глухо бухает – монотонно, механически; запах перегретого метала, машинного масла – похоже, в самом деле фабрика. Незаметно отстать, потеряться, повернуть обратно и где-нибудь спрятаться. Подождать, пока все кончится. Победит ли этот зверь своих врагов, креаторов, или они навалятся скопом, смогут справиться с ним? Кто кого – уже неинтересно. Это не для нее. Она вообще не знает, что она здесь делает.

Хадди поворачивает за угол, и Миле становится еще страшнее – только не потерять его из виду, не остаться одной! Она вылетает из коридора и застывает в оцепенении – прямо на них идет тип с автоматом. Только что случилось с Хадди? Это уже не Иштархаддон, даже не Игорь, он уменьшился в росте, стал приземистым толстяком, идет вперевалочку, одет в серую замасленную спецовку и растоптанные ботинки. На голове – старая кепчонка, в руке – не автомат, а короткая лестница-стремянка.

– Стой, – говорит охранник, – ты кто такой, откуда?

– Штукатур я, – говорит толстяк, – из ремгруппы. Тут токо со вчера работаю.

– А… Ну ладно, – говорит охранник. А пацан тоже с тобой?

Они оба поворачиваются к Милене и она чувствует, как мочевой пузырь разом переполняется от страха, взлетает раздутым дирижаблем к самому желудку.

– А, Серёнька-то? – толстяк улыбается, лоснится лицом, топорщится усами, подмигивает. – Наш. Тожа штукатур.

Мила осторожно, не дыша, скашивает взгляд на свою девичью грудь – хоть и небольшую, но рельефно обтянутую бликующей бронированной тканью. Нет никакой девичьей груди, нет и брони. Потрепанные серые лацканы – такая же спецовка, как на толстяке. Мила глупо улыбается, кивает головой охраннику, едва не делает с перепугу реверанс. Интересно, как сейчас выглядит ее лицо? Небось, тоже усатое.

– Слушай, ты Олежку Балашова не видел? – спрашивает детина с автоматом.

– Это кто такой?

– Ну, со службы безопасности, как я.

– А, с пушкой который? Видел. Лежит твой Олежка трупом. Я ему позвоночник сломал.

Недоумение начинает округлять глаза охранника, но уже поздно – усатый толстяк бьет его стремянкой – наотмашь, в шею, с невероятной для человека скоростью. Парень отлетает к стене, оседает на пол, кровь бьет из рассеченной артерии фонтаном. Толстяк вытягивается на глазах, меняет внешность, снова становится Иштархаддоном Масловым, наклоняется над охранником и бесшумно сворачивает ему голову. Мила отворачивается, падает на колени. Ее уже не тошнит, ее рвет.

– Какая ты неженка, Милена, – шепчет голос Хадди прямо в ухо. – Все только началось, а ты уже блюешь. Это нехорошо. Это слишком громко, тебя могут услышать.

Милена не может ответить. Ее выворачивает.

– Пойдем.

Мила крутит головой. Нет, нет! С нее достаточно.

– Встань! – рявкает Хадди, хватает ее за воротник, тащит вверх. – Встань, слюнтяйка! Иди за мной! Я приказываю!

Мила плачет взахлеб, вырывается, поскальзывается в луже собственной рвоты и снова оказывается на полу. От нее дурно пахнет.

– Хорошо, Милка, – шепот с интонациями фальшивой доброты. Кажется, уже не Иштархаддон, а Игорь. – Я оставлю тебя здесь, ненадолго. Я вернусь, как только смогу и уведу тебя отсюда. Никуда не уходи. Хорошо?