Юлиана Суренова - Город богов

"Если Он узнает, что наши дети в опасности, то забудет о данном слове, бросится их спасать. И тогда… Даже небожители не знают, что тогда произойдет, ведь никто не может предугадать результат битвы повелителя небес и хозяйки подземного мира!"

Тем временем Шамаш скользнул взглядом по караванщикам, на миг задержался на лицах чужаков, затем чуть склонил голову.

— Уже поздно, — тихим, шуршавшим как ветер по снегу голосом проговорил он. — Возвращайтесь к своим повозкам.

Никто не осмелился Ему возразить, даже Рани и Вал, и, склонившись на миг в поклоне, соединившем в себе почтительность и покорство, поспешно ушли, исполняя волю своего божества. Караванщики, наконец, вздохнули с облегчением, оставляя позади все страхи и сомнения, уверенные, что раз за дело взялся бог солнца, то уже очень скоро все разрешится, к их немалой радости дети вернутся в свои семьи, нависшие над их головами неприятности развеются, небо вновь станет чистым и безоблачным…

Колдун проводил их долгим пристальным взглядом. Он стоял, скрестив руки перед грудью, о чем-то думая.

Вздохнув, Атен перевел взгляд на горожанина, который во все глаза смотрел на Шамаша.

Бур был не в силах сдержать душевного трепета. "Это действительно бог, великий повелитель небес!" — вновь и вновь мысленно повторял он, всякий раз со все большим и большим воодушевлением.

— Господин… — прошептал он, готовый пасть перед Ним ниц. Так бы он и сделал, если бы Шамаш не удержал его.

— Не надо, — проговорил наделенный даром, предостерегающе взмахнув рукой. Он тоже с интересом взглянул на горожан, однако ни о чем не спрашивал, зная все и так.

— Мы… — неуверенно начал Атен. — Кхм, — караванщик кашлянул, толи привлекая к себе внимание, толи просто прочищая горло, — мы можем поговорить в командной повозке…

Шамаш едва заметно качнул головой:

— Здесь следует не говорить, а действовать, — на миг он перевел взгляд с горожанина на его спутницу, а затем повернулся к караванщикам.

Он молчал, словно ждал от них чего-то.

Братья переглянулись.

— Конечно, мы выкупим их, — спустя несколько мгновений тягостного молчания проговорил Атен, — однако в этом деле лучше не торопиться, нужно дождаться, пока горожане первые предложат…

— Прости меня, но ты говоришь ерунду, — глядя хозяину каравана прямо в глаза, произнес Шамаш. — Какой выкуп? Ты ведь сам понимаешь, что золото здесь совсем ни при чем.

— Это все, что мы можем сделать, — хмуро проговорил Евсей.

— Вы — может быть! — в его голосе зазвучал вызов.

— Ты дал слово! — напомнил ему летописец.

Шамаш продолжал смотреть на караванщика. Его взгляд стал тяжел и пронзителен. С каждым новым мигом от него все сильнее и сильнее веяло холодом.

Наконец, осуждающе качнув головой, он повернулся, собираясь уйти.

— Постой! — не выдержав, воскликнул Евсей. Сорвавшись со своего места, он подскочил к Шамашу, остановился перед ним, преграждая дорогу. — Мы… Мы должны поступать именно так, и никак иначе! Пойми, прошу Тебя! — в его голосе, глазах была мольба. — Этот город… — спустя мгновение напряженного молчания, продолжал он. — За все время пути я ни разу не был в более злом месте. Кажется, что над ним навис плащ Губителя…

— Почему же, чувствуя это, ты выбираешь бездействие? — тихим, полным печали голосом спросил Шамаш. Он остановил караванщика быстрым взмахом руки, едва почувствовав, что тот собирается заговорить вновь. — Не надо, не отвечай. Я знаю все, что ты скажешь… — он скользнул взглядом по горожанам, с жадностью и трепетом ловившим каждое его слово. — Ни к чему вновь спорить, тем более перед лицом чужаков, которым не известно и части правды…

— Но мы знаем! — с жаром, не сводя с небожителя взгляда лихорадочно блестевших глаз, воскликнул Бур. — Керха — город госпожи Кигаль, и…

— Как небожителю может принадлежать что-то на земле? — колдун скептически хмыкнул.

— Но… — горожанин растерялся. Он не знал, что сказать. В сущности, он был даже не в силах понять слов повелителя небес, когда, если видеть в них лишь то, что они несли в своем первом смысле, оказывалось, что бог солнца не верит… не верит в небожителей!

Душа Бура металась, не находя ответа, забыв о покое. Юноша обратил взор на караванщиков. Евсей качнул головой.

— Позволь нам верить нашей верой, — проговорил он, обращаясь к Шамашу, но глядя при этом в сторону, скрывая ото всех свою боль.

— Разве можно помешать человеку совершить те ошибки, которые были ему суждены? — грустно молвил тот. — Это ваш мир, — он огляделся вокруг, сжал губы в тонкую бледную нить горизонта, нахмурился, разглядев в отсветах заката, породивших длинные мрачные тени, нечто, предвещавшее ужасные беды.

Он молчал, не до конца понимая, что движет его спутниками. Конечно, можно было бы все свалить на слепую веру, столь яркую, яростную, что ее пламень затмил белый свет, ослепил глаза, сжигая в святом костре душу. Но возможна ли в мире такая сильная вера? И если да, может ли она гореть не краткий миг, а целый век, не угасая под порывами ветров, не трепеща в сомнениях и страхах? А что если это и не вера вовсе, а уверенность, основанная на предчувствии, которым столь щедро награждает своих детей эта несчастная умирающая земля в надежде, что это спасет не только их, но и ее?

Колдун качнул головой. Он ощущал дыхание опасности, чувствовал на себе ее взгляд, но он не знал главного: что породит ее, вызовет из черной бездны, освобождая от оков — бездействие или поступок?

— Это ваш мир, — вновь повторил он.

— И Ты примешь наше решение? Прислушаешься к нашей мольбе?

— До черты… — прошептал колдун. Чуть сощурив глаза, он взглянул на Атена, стоявшего, не смея произнести и слова, подчиняясь судьбе и воле небожителей. Эти слова заставили хозяина каравана вскинуться, сбросив с себя покрывало оцепенения, обратить взор на Шамаша, не в вопросе, а немой решительности сделать все так, как прикажет бог. На миг в глазах Шамаша скользнуло разочарование: он ожидал от своих спутников совсем иного.

— Если мы свободны, мы должны иметь право выбирать, — тихо молвил Евсей.

— Шамаш, я могу спросить? — наконец, заговорил Атен.

— Конечно.

— Когда в одной руке две жизни… Пусть это даже жизни наших детей, а в другой — сто. Какую руку ты защитишь от огня, зная, что обе не спасти?

— Я слишком упрям, чтобы отказываться от борьбы.

Бур тяжело вздохнул. Он начал понимать. Если не небожителя, то хотя бы Его спутников, которым, судя по всему, было известно куда больше, чем удалось обнаружить ему.

— Госпожа Кигаль не любит, когда кто-то вмешивается в Ее дела, путает прочерченные Ее помощником, богом судьбы пути… Конечно, Она простит Своего брата, но не простых смертных, даже если те находятся под Его защитой.