Юлиана Суренова - Город богов

"Прости, — он поднял руку, останавливая ее. — Мне бы очень хотелось понять… Признаюсь, многое на этой земле кажется мне удивительным и странным… Но сейчас — не время для разговоров".

"Ты не понимаешь еще столь многого! Позволь мне объяснить! Поверь: без этих знаний ты обречен…!" — она чувствовала, как рвутся протянутые ею невидимые нити, призванные удерживать собеседника на месте, не давая шагнуть вниз с края бездны. Ее душа стонала, страдая от страшной боли, рожденной отчаянием и осознанием того, что она бессильна что-либо изменить. Воля Шамаша была сильнее ее. Его могущество было несравнимо большим, хотя и продолжало во многом оставаться неосознанным, невостребованным.

— Я вижу, — затрудненным, напряженным шепотом заговорила она, — я вижу множество грядущих, лежащих мертвыми камнями у твоих ног. Когда одно из них обретет жизнь, все иные исчезнут. Но пока еще… Пока еще ты можешь выбирать… И мне очень хочется, чтобы это был лучший из путей, полный надежды и веры… Мы еще увидимся. И тогда я расскажу тебе обо всем, дорогой мой брат… — ее очертания начали тускнеть, таять, словно снежинка на горячей ладони, становясь прозрачной каплей исполненной живительных сил влаги. — А пока, — ее голос, словно наполнившись великой силой, стал чистым и отчетливым. И пусть он все сильнее и сильнее удалялся, звуча уже откуда-то из-за грани миров, казалось, что он заполняет собой всю землю, окутывает сознание всех тех, кто его слышал. — Не суди меня. Не проклинай. Пойми: я делаю лишь то, что должна сделать. Я не становлюсь преградой на твоем пути, совсем нет: всем сердцем, всей душой я хочу лишь помочь…

Шамаш, — теперь говорила не тихая, печальная женщина, а грозная властная богиня, повелительница мира мертвых, — я знаю, что моя власть не подчинит тебя. Но я не могу проиграть. Не ради себя, даже не из-за тебя — во имя этого мира, у которого, как я предчувствую, верю всей душой, наконец-то появилась надежда на будущее. Я напоминаю тебе о слове, данном друзьям — обещании не вмешиваться ни во что, происходящее в городе, не прибегать к помощи силы.

Зная, что закон, направляющий твое сердце, когда оно стремится помочь попавшим в беду, сильнее любого слова, видя, что ты уже раз нарушил обет, защищая души своих спутников, прощая за минувшее, но не грядущее, я призываю творцов всего сущего, свышних, невидимых, непознанных, стоящих над силами и стихиями, повелевающих вечностью стать свидетелями и поручителями мне в том, что обет должен быть исполнен! Шамаш, ты не станешь вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, не сможешь прибегнуть к помощи своих сил, не…

— Нет! — упрямо проговорил колдун, не замечая, что тем самым надрывает полотно пространства, вызывая из бездн все новые вихри демонов, готовых поглотить не только один город, но и весь мир.

Хорошо … — донеслось откуда-то из-за грани мироздания, словно говоривший был за пределами всего сущего. Этот голос… Он сочетал в себе сотни, складывая в один звук неисчислимое множество смыслов, услышанный всеми, но понятный лишь одному. Завораживая, подчиняя себе, он, в то же время, оставлял свободу для выбора. — " Если ты вновь хочешь бросить свою жизнь на весы судьбы, но на этот раз не ради спасения всего мира, а лишь во имя нескольких жизней… Что ж, это твое право. Но слово было дано. И ты, не будучи больше человеком, не сможешь его нарушить… Мы не позволим тебе… "

— Однажды вы уже… — он умолк, застонав от страшной боли, пронзившей старые, казалось, уже давно зажившие раны, согнулся, опустился на камни мостовой, не в силах удержаться на израненных ногах.

" Так будет, ибо должно быть. Все случится так, а не иначе, или же не будет совсем ничего… "

— А как же эти люди? Вы не оставляете им ни капли надежды?

" Слушай и внимай! Лишь одно освободит тебя от обета: троекратная мольба о помощи отчаявшейся души, у коей отняли саму себя, души, которая никогда не обретет счастье, обреченная бежать от того, что составляет суть ее бытия. Духом великого сущего: да будет так! "

— Да будет так! — повторили все, кто слышал, воздев руки к небесам, запрокинув головы, глядя на зарождавшие в небесах звезды — свидетелей всего, что было, есть и будет.

— Да будет так! — эхом разнеслось по площади.

И в тот же миг время для всех, кто был на ней, остановилось, чтобы пойти вновь, когда…

— Ну, и как наши дела? — откуда-то издали, будто сквозь полотно, окутавшее плотным слоем голову, Ларс услышал голос Нергала. Он попытался приподняться, посмотреть на Губителя. Не только затем, чтобы своим взглядом красноречивее всяких слов показать, что не намерен сдаваться. Он хотел увидеть Его лицо, то недовольство, которое коснется глаз бога, когда Он поймет, что какой-то жалкий смертный стоит преградой на пути осуществления столь грандиозных планов небожителя. Однако ему не удалось даже шевельнуться. Разум, измученный болью, нашел покой в полном отрешении от тела. Он отделился от него, стремясь сохранить для себя лишь душу, жертвуя при этом всем остальным.

— Вот, — рукой, в которой была зажата плетка, Ярид указал на пленника, связанного по рукам и ногам цепями, удерживавшими его в воздухе, не позволяя получить новые силы от земли.

— Все еще сопротивляется? — Нергал бесшумно приблизился к горожанину, схватив за волосы, поднял голову, стремясь заглянуть жертве в глаза. — Да, - он сам ответил на свой вопрос. По лицу скользнула кривая гримаса недовольства.

Через миг Нергал выпустил волосы пленника. Заметив на своих белых пальцах следы крови и пота, он брезгливо поморщился. Странно, ведь это был бог жестокости, вероломства и страданий…

— Прости меня, господин Нергал, — стал оправдываться Ярид, чувствуя себя виноватым перед небожителем, — этот упрямец… — он замахнулся плетью, стремясь нанести пленнику такой сильный и мучительный удар, который заставил бы строптивца закричать от боли, взмолиться о пощаде…

Нергал не остановил его. Отодвинувшись чуть в сторону, чтобы его белоснежные одежды не забрызгала кровь, Он с интересом следил за всем происходившим. Бог видел, как тело смертного дернулось, приняв удар, однако с губ жертвы не сорвалось ни звука.

— Перестань, — презрительно скривив губы, проговорил Губитель. — Болью ты теперь ничего не добьешься. Неужели не видишь: он больше не чувствует ее. Хватит, а то, чего доброго, еще забьешь насмерть, переусердствовав. Не забывай: для жертвоприношения он нужен живым.

— Мой господин, что же делать? — спросил маг, растерянно глядя на бога.

— О, есть тысяча путей, — тот лишь небрежно махнул рукой. — Сломить смертного можно всегда. Главное знать, чего он больше всего боится… — Губитель вновь подошел к пленнику, на этот раз чтобы взглянуть на него повнимательнее. — Ты нашел способ побороть боль. А как справишься со страхом?