Михаил Соколов - Властитель

Потом я осторожно высвободил плечо и сел на постели. Пахло лесом, озером, женщиной. Она спала крепко. У нее было почти детское лицо. Где-то я бросил халат. Не найдя, как есть прошел в ванную комнату и потребовал у бдительного воздушного шарика душ, основательно взбодривший меня. После шарик-мажордом выбрал со мной костюм, – все так же нечто взбитое на плечах и темно-кремового цвета с коричневыми ленточками там и сям. Мода мне, мягко говоря, не нравилась, но, не желая выступать в роли застарелого консерватора, я одевался так… забавно. Однако шарик заверил, что это последний крик, у Ланской только последние модели. Хорошо.

Лена спала. Я заглянул – она во сне подернула ноздрями, словно принюхивалась к чему-то. Не желая будить, я, провожаемый воздушным слугой, благополучно выбрался на улицу.

Руки в карманах, красновато-молочная зыбкость утреннего воздуха, твердый широкий шаг, я жадно вдыхал холодный воздух, чувствуя, как сердце равномерно работает, перегоняя кровь. Прохожих не было. Скользили разноцветные капли машин, являющихся, как я уже знал, общественным транспортом. Я искал кабину ТЕЛЕПОРТА. Несмотря на ранний час и именно поэтому рассчитывая на удачу, я решил навестить Мираба Мамедова, в Сад которого я обещал Катеньке сегодня прийти.

На ходу я вытащил сигарету и, сильно затянувшись, прикурил. Как-то один из моих приятелей на Уране смастерил маленькую зажигалку и уверял, что самоприкуривающиеся сигареты совсем не то, то есть гораздо больше получаешь удовольствия от процесса включения зажигалки, поднесения язычка пламени к сигарете и прочее. Ерунда, конечно, а впрочем, все ерунда.

Я докурил сигарету и принялся за следующую. Меня вдруг стало раздражать топтание па месте. Не буквальное – я шагал с удовольствием, но раздражал процесс расследования. Я здесь субъективно уже несколько месяцев, объективно – около недели (включая и первые дни после Урана), а так ничего не смог выяснить. Несколько драк, едва не проломленный собственный череп – весь актив расследования. Если дело пойдет таким образом, Николай, может случиться, не будет отомщен. Я вновь начинал злиться.

Наконец я увидел то, что искал, – кабину ТЕЛЕПОРТА. Мембрана по контуру двери исчезла, стоило мне приблизиться, и я вошел, поворачивая одновременно голову на крик.

Невдалеке остановилась голубая машина, из которой выскочил какой-то круглый толстячок и с криком покатился ко мне, уже на ходу строя умоляющие рожи, сигнализирующие о крайнем дефиците времени. Я терпеть не могу таких вот торопливых, но, вспомнив, что разбирательство с ИНФОРОМ может затянуться, я решил пропустить толстяка. И шагнул навстречу.

Он как раз подбегал, вытянув вперед руку, из которой вдруг что-то брызнуло мне в лицо. Господи, опять!

Сознание вернулось ко мне вместе со светом в глазах и дикой головной болью в черепе. Все вместе, а также чьи-то голоса вплетались в жестокую вязь, где боль преобладала, конечно. Я лежал па твердом каменном полу, руки-ноги были стянуты проволокой-удавкой. Пахло сыростью и жженым пластиком.

Сзади раздались голоса:

– Что теперь с ним делать, хозяин?

– Вот уже не думал, что он такой тяжелый.

– Зачем мы вообще с ним носимся? Надо было на месте удавить.

Первый голос разразился потоком проклятий:

– Оба заткнитесь, я с хозяином говорю, – и продолжал: – Хозяин! Я отвлекся, ребята никак не придут в себя. Эта скотина не желала успокаиваться, как все, здоровый оказался…

Тоном ниже кто-то продолжал ныть:

– А мне заплатят за это?.. Кто сказал, что работы на пять минут, только довести, – он меня так ногой лягнул!

– Не ной! Парень десять лет провел на Уране.

– Ну и что с того? Все мгновенно отключаются от «мака». А этот, видите ли, не хочет…

– Да заткнетесь вы! – крикнул первый. – Я весь внимание, хозяин!

Те двое заговорили еще тише:

– Я помню, был у меня друг, так он с детства что только не кушал… Веришь, мы на спор какими только ядами его не травили, так что ты думаешь, до сих пор жив!

– Организм привыкает…

Тот, что говорил с хозяином, возмущенно вскричал:

– Зачем тогда сюда тащили? Могли бы и в кабине!.. Хорошо, хозяин, – продолжал уже тише. – Я понимаю, что не сразу… Понял, хотя бы несколько часов, понял… Все.

Надо мной, загородив строчки ламп на потолке, возник темный силуэт – я все еще плохо видел.

– А он глазами лупает. Очнулся, подонок. Я немедленно ощутил удар по зубам.

– Вставай, шакал!

Я медленно, стараясь не делать резких движений, поднялся. Проволока-удавка – подлейшая вещь. Стоит шевельнуться, и узлы чуть-чуть стягиваются. Это чуть-чуть, когда и так уже почти невыносимо, становится очень большой величиной.

Меня придержали, когда я пошатнулся. Я вместе с тремя типами находился в помещении, большая часть которого была огорожена низеньким заборчиком. Внутри него пылал ярко-красный квадрат четыре на четыре метра.

Был здесь и тот толстячок, что подловил меня. Был какой-то долговязый, и еще один, ростом с меня, но весь какой-то налитый силой – видно было и сквозь одежду.

Допрыгался, обругал я сам себя. Создатель, так-перетак. Эти трое привезли меня сюда не лясы точить. Судя по репликам из беседы с неким хозяином, меня предполагалось удавить. Или отправить на небеса другим способом. А я не могу толком пошевелиться, иначе проволока просто перережет мне запястья и лодыжки.

И все-таки где-то в глубине сознания теплилась – не надежда, смутное удивление; я Бог-Творец этой Вселенной, как уверял меня Мозг планетоида. И в то же время трое каких-то недоношенных ублюдков грозятся сделать со мной все, что им захочется. И если они это смогут, то зачем все?.. Чем я отличаюсь от обычного человека? Или есть еще что-то, что мне предстоит узнать?

Было во всем этом нечто глупое, подлое и одновременно жалкое.

Молодой и сильный шевельнул подвешенной на почти дверных петлях каменной челюстью и высказал:

– Эта падаль еще что-то думает.

Потом так врезал мне по ребрам, что я вновь рухнул, отчего удавки врезались в кости рук и ног с болью почти невыносимой.

– Подожди, Петруха! – сказал маленький и толстенький, что был здесь за главного. – Подожди, нам надо его привести в кондицию.

Меня вновь подняли и подтащили к алому квадрату, оказавшемуся просто травой, аккуратно подстриженной. И было что-то…

– Узнаешь? – Толстячок ткнул пальцем в сторону газона. – Напряги память. Хозяин говорил, что сразу узнаешь.

Я узнал – он понял это по моему лицу. Я узнал и сразу понял, что они для меня приготовили.

А толстячок, засмеявшись, уже прыскал мне в лицо той же дрянью, которая вновь погасила свет и сознание и тот ужас, которым я был объят…