Питер Дэвид - Долгая ночь Примы Центавра

Постоянно и отовсюду доносились до нее обрывки разговоров, фразы, наполненные гневом по отношению к Альянсу, выдававшие эмоциональные раны, которые так и не были залечены. Ей запомнился ребенок, ковылявший на одной ноге, поскольку вторая нога, раздавленная при обрушении руин, была ампутирована, а у родителей не нашлось денег на протез. Она вспоминала женщину, которая жаловалась, что не может больше спать - любой малейший шорох в ночи будил ее, и она вскакивала с ощущением, что бомбы снова падают на нее с неба. Судя по крайне изможденному виду женщины, она действительно не преувеличивала свои мучения. Всеми сердцами Сенна желала хоть чем-нибудь помочь ей, и спрашивала себя вновь и вновь, что же может она сделать.

У каждого в прошлом была своя, особая история ужаса и мучений, но нынешние их высказывания были одинаковы. Негодование против Альянса по-прежнему жгло их, и хотя восстановление Примы Центавра шло полным ходом, Сенне казалось, что происходит не просто восстановление. Происходит подготовка к некоей ответной атаке на Альянс. Какой может оказаться эта атака, не представлял пока что никто. Но всех объединяло чувство гнева, обращенного в одну сторону - на Альянс, и это чувство пронизывало все социальные слои Примы Центавра, от верхов до самых низов.

По правде говоря, Сенна любила Альянс нисколько не больше, чем любой другой житель Центавра. Но некоторые аспекты ее обучения, включая безвременно прерванные занятия с Телисом Эларисом - о котором она по-прежнему вспоминала, по крайней мере, раз в день, и каждый раз с чувством горя и утраты - привели ее к умозаключению, что путь, на который, по-видимому, вступила Прима Центавра, не мог быть правильным выбором. Этот путь вполне мог привести в конце концов к еще более ужасной катастрофе. Прима Центавра была разбита, ее города стерты с лица планеты, но, по крайней мере, большая часть жителей Республики осталась в живых. И им позволено было возродить свой мир, и вот - экономика планеты явно, пусть медленно, но неуклонно, приходит в себя.

Если, возродившись, Республика вернется на прежний путь и повторно вступит в конфликт с Межзвездным Альянсом, то на этот раз все может обернуться для них гораздо хуже. Вместо того чтобы возродить славу и величие прежней Республики, центавриане могут просто вымереть. В течение жизни одного поколения все, чего достигла за свою историю Республика Центавра, и доброе, и злое, превратится в прах и будет забыто.

Сенна страстно желала не дать этому случиться, но не имела ни малейшего представления, что она может сделать, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Одна-единственная женщина, пожалуй, не в силах остановить массовое самоубийство целой расы, которое представлялось наиболее вероятным итогом продолжения нынешнего курса Примы Центавра.

Единственная возможность, которую видела Сенна, была связана с императором. Но в последнее время у нее сложилось впечатление, что император с каждым днем все дальше и дальше уходит от дел.

О, иногда вдруг случались и хорошие дни. Такие дни, когда Лондо вдруг начинал смеяться и шутить с ней, позволял себе самым нежным образом по-отцовски ущипнуть ее за щеку. Иногда он потчевал Сенну рассказами о прошлом Республики, или делился с ней некоторыми экспонатами из своей чрезвычайно обширной коллекции не очень пристойных шуток. Короче говоря, изредка император становился таким человеком, на стороне которого Сенна искренне хотела бы быть.

Однако, все остальное время… Когда Лондо бросал взгляд в сторону девушки, казалось, будто он пытается разглядеть ее со дна глубокой ямы. Взгляд императора мог принадлежать человеку, который каким-то непостижимым образом смог увидеть свое собственное будущее. И это будущее оказалось отнюдь не таким, которое могло понравиться или к которому стоило стремиться.

Сейчас Сенна приближалась к императорской библиотеке, и она надеялась, что, возможно, ей удастся застать там Лондо в более компанейском настроении. Потому что если бы он оказался в таком настроении, возможно, ей удалось бы поделиться с ним своими тревогами о будущем Республики. Которыми она уж точно не станет делиться во дворце больше ни с кем, поскольку ни с кем больше не осмеливалась разговаривать хоть сколько-нибудь откровенно. Всем остальным выпало несчастье родиться либо мужланами, либо политиканами, которые не колеблясь использовали бы против Сенны все, что она могла сказать. Она не собиралась своими руками вручать любому потенциальному врагу оружие против себя. Но император…

Императора она не опасалась. Наоборот, она опасалась ЗА него.

Сенна окинула взглядом библиотеку, и заметила Лондо, упавшего головой на стол. На какое-то мгновение ей даже показалось, что он умер. Но затем она услышала его храп, и поняла, что император по-прежнему находится среди живых… хотя, едва ли среди трезвых.

В голове у Сенны зашевелилась отвратительная мысль: «Какая жалость, что он все-таки жив. Покойники, и то выглядят лучше». И тут же она упрекнула себя за столь недостойные мысли. Как ужасно думать так, когда душа императора явно истерзана какими-то несчастьями.

Сенна некоторое время задумчиво смотрела на Лондо и жалела, что не может просто читать его мысли. Угадай его мысли, облегчи его боль. Сделай что-нибудь, ну хоть что-нибудь, чтобы помочь этому в общем-то хорошему человеку, попробуй хотя бы понять, что за напасть снедает его.

А затем она заметила, что засыпая, император работал с какими-то бумагами.

Рука Лондо покоилась на записях. Сенна не решилась дотронуться до него, чтобы убрать руку и рассмотреть лучше, но тут - словно император подсознательно сам побуждал девушку взглянуть на записи - его рука дернулась во сне, соскользнула со стола и повисла, медленно покачиваясь.

Сенна посмотрела внимательнее, и увидела, что император работал над рукописью. Книгой, в которую он, как ни странно, делал записи от руки. Словно в очень, очень древние времена. Сенне казалось, что теперь все предпочитают делать записи на кристаллах или чем-нибудь в том же роде. Оставалось только гадать, почему императору вздумалось работать в такой манере, которую все окружающие сочли бы до неприличия архаичной. Возможно, ему казалось, что это делает его труд более личным, «персонализирует» его. Или, быть может, его вдохновляли многочисленные исторические труды, которые, по слухам, выстроились рядами на полках вдоль всех стен всей личной библиотеки, и многие из которых были написаны императорами прошлого собственноручно. В продолжение этой традиции, Лондо мог прийти к решению создать своими руками живую связь с прошлым Республики.

С чисто прагматической точки зрения, ограничивая место нахождения своих заметок единственной рукописью, которую он не выпускал из рук, Лондо гарантировал, что все его мысли и размышления никогда не уйдут из-под его контроля. С того мгновения, когда информация загружена в компьютер, даже в личный файл, всегда есть опасность того, что кто-то где-то отыщет способ взломать систему и получить доступ к этой информации.