Андрей Астахов - Девятый император

– Моя доля останется сестре.

– Это твое дело.

– Как звать тебя, дочка? – обратился Акун к девушке.

– Вирия.

– Ее зовут Руменика, – вдруг сказал Гармен. – Вирией ее называла сестра Хорла. Она дочь Йола ди Криффа. Запомни, сестра, твое имя Руменика ди Крифф.

Вирия только покачала головой. События развивались так быстро и так неожиданно, что все происходящее казалось ей причудливым и бессвязным сном. Миг – и она проснется в золотой опочивальне, в постели императора, и Шендрегон опять захочет, чтобы она его ласкала…

– Садись на лошадь, – велел милд. Он уже был в седле и держал под уздцы серую лошадку. – Верхом ездить умеешь?

– Плохо… очень плохо.

– Ничего. Куколка смирная, она тебя не сбросит.

– Благословение Единого на вас! – Гармен ди Браст снял с пальца перстень с зеленоватым камнем и вложил его в ладонь Вирии-Руменики. – Береги этот камень, сестра. Он поможет тебе пройти твой путь до конца, как это суждено судьбой. Спешите, ибо солнце уже высоко, и скоро из Гесперополиса не выберется даже птица!

– А ты, Гармен? – Руменика впервые назвала жреца просто по имени.

– Я остаюсь встретить Ночь, – с достоинством сказал жрец. – Мой поединок еще впереди. Прощай, Вирия. Или мне звать тебя Руменика?

– Руменика, – подумав, ответила девушка, – конечно, Руменика.

По Гесперополису пронеслась поразительная весть – император, Живое Воплощение Света, собирает население города на площади у Красного Чертога, дабы говорить с народом и показать ему нечто, имеющее важность великую. Вмиг к площади двинулись огромные толпы. Закрывались лавки, пустели трактиры и мастерские, даже больные из лазаретов, опираясь на костыли и палки, а то и друг на друга, ковыляли по улицам, гадая, что же заставило императора впервые за два года говорить с народом не через глашатаев и герольдов, а собственной священной персоной.

Гармен видел, как народ потянулся к дворцу. Он был спокоен. Прошло почти три часа, как он простился с Руменикой и старым милдом. Варвару Гармен не доверял, но сам Риман ди Ривард, Великий Видящий скроллингов, прислал ему этого человека, и выбор главы ордена не мог быть ошибочным. Если Медж Маджари справится со своей миссией, и если Хейдин и Руменика ди Крифф выполнят свое задание, у Лаэды появится надежда. Однако это в будущем, а в ближайший час именно он, Гармен ди Браст, даст свой главный в жизни бой.

Неведомое Зло надвигается. Сегодня Шендрегон сотворит что-то, о чем говорится в пророчествах. Но пророчества слишком смутные, и замыслы императора пока неведомы. Известен лишь день – Великий Видящий предупреждал об этом дне. И ныне во дворце идут приготовления. Что-то должно случиться на площади перед дворцом. Знать бы, что! Увы, орден слишком слаб. Скроллингов осталось лишь четверо – Риман ди Ризард, Акун, Медж Маджари, да он сам, Гармен ди Браст. Каролитовая магия никак не реагирует на Геллу Гзнджи – значит, она скорее всего мертва. И сестра Хорла мертва, уже давно. Воинов Свитка больше нет. У них осталась одна попытка и слабая надежда остановить Тьму. Или умереть с честью, как и полагается Воинам Свитка. Их слава в прошлом. Да и сам Свиток – что он теперь значит? Законы, некогда записанные для мироздания, ныне потеряли свое значение. Мир погружается в мрак, и в этом мраке грядет что-что страшное, неведомое, несущее гибель. Риман ди Ривард назвал это неведомое Жизнью-в-Смерти, но что он вложил в эти слова?

После омовения в горячей ванне Гармен надел чистую парадную хламиду и в последний раз разжег у подножия алтаря Единого священный огонь. Когда-то он слышал от старших жрецов, что избранные могут получать от Единого божественные откровения, но ныне Всевышний молчал. Гармен молил о знамении, но знамения не было. Солнечные лучи падали на жреца через узкие окна храма, и легкие пылинки плясали в них. Собственно, Гармен другого к не ждал. Пришел тот час, когда ему, потомку рода ди Брастов, одного из древнейших родов страны, следует сделать то, что требует от него вера и долг. Может, для кого-то это пустые заезженные слова, но не для него. За веру много лет назад умер его отец. И за веру отдали жизни его друзья. По-другому никак нельзя, потому что приближается День гнева. Немногие знают об этом, но в текстах все сказано. Скоро придет Тьма, а с ней и великие бедствия для всей Лаэды. Гармен сложил руки в знак Благодарения и посмотрел в лицо Единому. Изваяние простирало над ним руки. И лик Владыки был спокоен.

– Спасибо, Господи, – сказал Гармен.

Вода в водяных часах иссякла. Гармен поднялся, высыпал остатки благовоний из ковчежца в огонь и вышел из храма, затворив за собой двери. День был солнечный, теплый, давно такого не было. Эта весна была холодной и поздней, как и все весны в последние годы. Солнце подходило к зениту. Гармен смешался с толпой горожан, идущих к площади.

На выходе из улицы стояло оцепление, сначала бородатые орибанцы в бронзовых кольчугах и круглых шлемах, вооруженные бердышами и кривыми мечами; за ними горцы-волахи, длинноволосые и татуированные, с алебардами в руках и наконец императорская стража в красных и черных епанчах и стальных шишаках с переносьем. Гармен миновал оцепление, благословляя солдат, и оказался на площади, где уже собралось несколько тысяч горожан, и народ продолжал подходить.

Белые Башни императорского дворца возвышались над площадью на сто пятьдесят футов каждая; в свете солнца белая облицовка переливалась, как перламутр. Каждая из башен имела четыре уступа и позолоченную граненую верхушку. Вокруг башни еще при императоре Дане воздвигли кольцо стен из красного жженого кирпича высотой в тридцать пять футов. Императорский дворец располагался за этой стеной. Площадь церемоний располагалась как раз у подножия Белых Башен – огромный прямоугольник, вымощенный шестиугольными плитами из твердого черного камня. Здесь же, над площадью, располагалась третья башня, которую в народе называли Красной или Императорской – она была ниже, но мощнее, и высота ее равнялась шестидесяти футам. Ныне над Красной башней развевались имперский штандарт и штандарт дома Шендрегонов – золотой дракон на черном. По стенам разместились гонфалоны с гербами знатнейших домов Лаэды, и теплый ветер лениво трепал их. Гармен усмехнулся, заметив среди гербов и знак своего дома – железный кулак на багрянце. Между хоругвями железными изваяниями застыли гвардейцы императора.

Гармен потихоньку двинулся вперед, к стене. Люди не обращали на него внимания, лишь некоторые, завидев жреца, кланялись и просили благословения. Здесь были мужчины, женщины и дети, много чужеземцев – смуглые орибанцы и геламцы, темнокожие аммады, утонченные гормианцы и темноглазые роширцы.