Андрей Астахов - Девятый император

– Анбал, оставь ее, – сказал Лихоня. – видишь, девка справная, не надо ее обижать.

– Справная? – Анбал встал, подошел к Липке, схватил за локти, привлек к себе. – Справная, верно, да вот только мной брезгует. Не про меня ленту в косу вплела, платье нарядное надела. Ну, ничего, мне без платья милее будет.

Липка как со стороны услышала треск разрываемой ткани – и потом свой крик. Анбал зажал ей рот, опрокинул на стол, разбросав пироги к неудовольствию Лихони.

– Ты что, собачий сын, творишь? – спросил козлянин, впрочем, без особого гнева. – Никак, снасильничать девку удумал?

– Не боись, тебе оставлю, – прорычал Анбал. – У меня бабы давно не было, не пропускать же случай.

– Ну-ну! – сказал Лихоня, налив еще меду.

Липка отбивалась, пыталась закричать, укусить вонючую ладонь, зажимавшую ей рот. Торчин ударил ее в лицо. Боль была страшная, и Липка почти лишилась чувств. Субар наблюдал, как Анбал сорвал с девушки остатки платья, обрывком льна завязал ей рот, чтобы не кусалась, потом развел ей ноги. Субар увидел крепкое нагое девичье тело, остановился взглядом на розовой складке тайного женского места под треугольником серебристых волос – и отвел глаза, устыдившись собственных мыслей. Ему захотелось ударить Анбала. Лихоня спокойно пил мед, наблюдая, как торчин лихорадочно развязывает пояс на своих шароварах.

– Хорошая девка! – повторял Анбал. – Сладкая девка! Как же такую пропустить, а, друга? Глядите, покажу вам, как надо баб пользовать!

– Пока ты только треплешься, а дела не видно, – сказал Лихоня.

– Свиньи! – по-половецки выругался Субар.

– Сейчас! – Анбал наконец-то распустил пояс, полез на Липку покрывая ее живот, грудь и плечи мокрыми жадными поцелуями. – Сейчас Анбал будет тебя любить, девка. Сейчас будет…

Он не договорил – в горницу ворвался Хейдин.

Ортландец недолго наблюдал за домом. Когда верзила, ловивший кур, ушел с добычей в дом, Хейдин решил действовать. Человек, возившийся с лошадьми, стоял к нему спиной, значит, эффект внезапности был обеспечен. Хейдин еще обдумывал, а не подобраться ли ему с заднего двора для пущей внезапности, когда услышал крики Липки.

Вытянув меч из ножен, Хейдин побежал к дому, влетел в ворота. Мимоходом заметил неприятную картину – мертвую собаку в луже крови. Тщедушный человечек, кормивший лошадей, все же услышал его шаги и звяканье блях на поясе, успел обернуться. Глаза его наполнились ужасом, в он открыл рот, чтобы закричать.

Хейдин заметил, что у щуплого нет никакого оружия. Но это было неважно. Ортландец на бегу коротко резанул разбойника по горлу. II Афанасий Жила умер, ничего не успев сказать.

Когда Хейдин ворвался в дом, Анбал был к нему спиной. Ортландец без предупреждения нанес колющий удар в затылок торчина, и насильник сразу обмяк. Два других разбойника, опомнившись, вскочили, набросились на Хейдина с воплями.

Лихоня, делая выпады топором, погнал Хейдина на Субара – половец заходил с левой руки, размахивая саблей. Хейдин сразу понял, что имеет дело с бывалыми воинами. Однако одного взгляда на Липку было достаточно, чтобы в ортландце проснулась бешеная жажда крови. Он решил, что эти двое должны умереть. И это должно случиться немедленно.

Хейдин заметил, что один из разбойников уже надел его кольчугу. Ортландца это не смутило. И Хейдин пошел на бородача в кольчуге. Тот попытался рубануть его топором. В этот момент раскосый воин с саблей завопил по-звериному и прыгнул на Хейдина. Хейдин разгадал обманную атаку в голову, потом отразил хорошо рассчитанный удар в шею, перехватил клинок раскосого своим кристаном и, обманув врага ложной атакой, подсек раскосому ногу. Субар с воплем упал на одно колено. В следующий миг Хейдин снес ему полчерепа.

Лихоня струсил. Когда Субар упал, он бросил топор и попытался выскочить в дверь. Хейдин нагнал его в сенях и сильно толкнул в спину. Лихоня вывалился на крыльцо дома.

Он еще попытался встать, но Хейдин уже стоял рядом.

– Не бей, я… – И больше Лихоня ничего не успел сказать, потому что Хейдин рубанул его с разворота, почти отделив голову от тела.

В горнице остался еще один живой разбойник – он лежал в постели, и плечо его было перевязано. Увидев Хейдина, он сжался в комок, потянулся к лежавшему у постели поясу с коротким мечом. Хейдин отшвырнул пояс, приставил Блеск острием к горлу раненого и уже приготовился нажать на рукоять, но тут даже сквозь густой запах свежепролитой крови почувствовал душистый аромат трав. Повязку делала Липка, и Хейдин это понял.

Липка заплакала от стыда, когда он ее развязал. Хейдин набросил на нее одеяло из шкурок, которое забрал у раненого, но перед этим осмотрел девушку. К счастью, кровь на ней оказалась кровью Анбала. Кроме синяка на нижней челюсти и прикушенной губы, Липка никаких ран не получила. Однако лицо ее было белым, как воск, и глаза подернулись мутной пеленой. Хейдин в душе молился Оарту и матери богов Марсине, чтобы это прошло.

– Пришел, – повторяла девушка, как в бреду, – ты пришел, ты пришел!

– Здесь я, милая, я с тобой, – Хейдин прижал девушку к груди, гладил ее волосы, и так они сидели, пока в горницу не ворвались еще двое.

– Папка! – Зарята бросился к Хейдину, обнял его. – Папка, я так испугался, что ты… что тебя…

– Я же сказал тебе следить за ним, – с упреком обратился Хейдин к Ратиславу, который замер на пороге горницы, глядя на трупы расширенными глазами. – Он не должен был этого видеть.

Ратислав хотел ответить, но его стошнило. Хейдин оторвал от себя Заряту, отчаянно цеплявшегося за ортландца.

– Погоди, парень, – бросил ему Хейдин, – не до тебя сейчас. И вообще, вышли бы оба. Липке плохо.

Зарята попятился от Хейдина. Ортландец оставил Липку, которая продолжала в оцепенении сидеть на лавке, вытер окровавленный меч об одежду Анбала и обратился к Ратиславу:

– Лучше тебе?

– Все хорошо, дядя Хейдин, – парень весь дрожал, но старался казаться сильным. – Кто это?

– Ворье, мародеры, дезертиры – да какая разница? Надо позвать людей, чтобы помогли эту падаль закопать.

– Мне пойти? – спросил Ратислав.

– Аааааа! – завопил вдруг Зарята.

Хейдин повернулся на каблуках, молниеносно обнажил меч. Зарята слишком близко подошел к Узуну, и половец схватил мальчика.

– Дайте мне уйти! – кричал Узун, прикрываясь Зарятой, как щитом. – Выходите из дома, оба! Иначе я убью мальчика.

– У тебя правая рука не действует, – Хейдин шагнул к половцу. Узун так прижал предплечьем шею Заряты, что мальчик снова закричал.

– Отпусти ребенка, – сказал Хейдин, стараясь сохранить хладнокровие, – и я тебе обещаю, что тебя буду судить по закону. Если убьешь ребенка, пощады не жди. Я тебя на куски разрежу.