Патриция Бриггз - Тень Ворона

Таер встал и подал инструмент Колларну.

– Сыграй мне что-нибудь! – попросил он. – Мне бы хотелось послушать, как она звучит в умелых руках.

Парень был талантлив, однако Циро – старинный друг его дедушки – смог научить его эдакому смягчению ритма, который держал Колларн по нотам без импровизации, в то время как мелодия рвалась ввысь.

Закончив музицировать, парень поднял взгляд, его лицо светилось внутренней радостью.

– Это единственное произведение, которое я знаю, – у нас нет специально написанной музыки для этого инструмента. Мастера колледжа особо не обращают на него внимания. И попал он в колледж случайно лет двенадцать назад.

– Могу я попробовать еще раз? – спросил Таер. Мальчик передал ему симфонию.

– Отрывок, который ты играл, – Таер наиграл кусок, сознательно больше запинаясь, чем Колларн, чтобы не лишать парня своего произведения, – написан для скрипки. Это хороший выбор, и раскрывает сильные стороны инструмента.

– На скрипке я могу сыграть лучше, – пояснил Колларн. – Для симфонии нет динамического ряда. – Он улыбнулся, и неожиданно его безмятежная улыбка напомнила Таеру Джеса. – Поэтому тихо просто не получается.

– У волынок так же, – пояснил Таер. – Ты мог бы попробовать музыку для духовых инструментов.

Он замолчал и стал искать диапазон и звуковые эффекты. Когда он всего лишь повернул ручку и угадал правильную скорость, инструмент добавил гудящий звук к уже найденным аккордам, Таер остановился и открыто рассмеялся.

– Понимаю, почему у мастеров вашего колледжа проблема. Это просто груда обломков, а? Немного смелости – не так уж плохо… – Он шепотом немного напел мелодию. – Давай попробуем это…

Он понял, что сделал все правильно, когда ноги стоящих рядом с ним ребят пришли в движение. Когда Колларн вытащил из кармана маленькую серебряную свистульку и добавил несколько рулад, у Таера возникло ощущение, как будто он вечером играет со стариками в таверне Редерна. Они сыграли песню дважды – второй раз его пальцы играли самостоятельно, пока он осматривал комнату с молодыми лицами.

Он пришел сюда вечером, чтобы собрать информацию, а вместо этого приобрел друга. Таер ненавязчиво рассматривал многообещающего молодого человека, который на столе черенком ножа отбивал ритм.

Таер знал, как вербовать молодых людей.

Форан намеренно опоздал на Совет. Он хотел, чтобы они посплетничали, недовольно поволновались. Если Авар сделал, как он просил, они будут больше раздражены, чем обеспокоены.

Император остановился перед дверью, глубоко вздохнул и кивнул управляющему, чтобы тот объявил его приход.

– Встаньте в честь императора Форана, да никогда не кончится его правление!

«Если оно никогда не начиналось, – подумал Форан, – разве оно может кончиться?»

В палате заседаний сразу стало тихо, и Форан свободно вошел в дверь, следуя за юным пажом, которого он выбрал за его малый рост. Паж нес груду свитков, которая была выше, чем он сам.

Сам Форан был в своем самом блестящем, кричаще-ярком одеянии – одеянии, которое служило поводом его слуге бормотать об уличных проститутках. Форан собирался одеться более консервативно, но решил, что его не так поймут. Он не хотел объявлять: «Смотрите! Я изменился ради вас!» Он хотел заставить их признать его императором на его собственных условиях.

Его волосы были завиты, а на лицо наложен светлый тон пудры, светлее, чем у любого щеголя при дворе. Маленькая голубая звездочка, нарисованная рядом с глазом, соответствовала блестящим голубым и серебряным звездам, вышитым на пурпурных бархатных полах его костюма.

Он не спешил, заставляя себя выглядеть апатичным, в то время как нетерпение септов росло почти до осязания. Наконец он дошел до места, приготовленного для императора. Тонкий слой пыли покрывал поверхность его подиума, где он жестом приказал мальчику положить пергаменты, а потом также жестом махнул в направлении Дувера – секретаря Совета. Паж, передавший сообщение, был отпущен и секретарь поднял глаза и недоверчиво посмотрел на Форана. В ответ Форан выдержал взгляд, стараясь изо всех сил показать, что он не нервничает и не слишком самоуверен. Паж снова пришел к нему.

Дувер прочистил горло.

– Септы Империи. Объявляю перекличку, чтобы его величество знал, кто присутствует на собрании. Каждый септ отзывается, когда я читаю его имя. – Он поднял бумагу, и Форан взял из стопки верхний манускрипт, являющийся копией, сделанной клерком.

В итоге оказалось, что двадцать четыре септа отсутствуют. Совет наблюдал, что Форан аккуратно пометил каждое имя. Любой, находящийся в палате заседаний, знал, что по крайней мере восемнадцать из названных находились во дворце.

– Спасибо, – любезно поблагодарил Форан и без речей или каких-либо задержек поднял первый из предложенных законов. – Вопрос торгового соглашения между септами Исслоу и Блэкуотер объявляется признанным в качестве имперского закона.

Он отложил в сторону первый манускрипт и взял следующий. К десятому манускрипту септы начали беспокойно ёрзать на своих местах – кроме Авара, который сидел в кресле, скрестив на груди руки. Он задумчиво наблюдал за выступлением Форана.

Форан взял пятнадцатый манускрипт и прочитал.

– За услуги Империи септ Дженни награждается земельным наделом от утеса Искар Рок до восточного поля Керси Холм. Надел земли должен быть не более десяти миль шириной.

Он оторвал взгляд от бумаги и отыскал септа Дженни на своем обычном месте.

– Итак, какие же вы оказали услуги Империи, Дженни?

Человек, которому был адресован вопрос, встал. Ровесник отцу Форана, ему давно было за пятьдесят, с седыми волосами и коротко подстриженной бородой. Он опустил голову.

– Если это удовлетворит ваше императорское величество, это касалось неприятностей Гильдии ткачей в прошлом году. Я оказался в ситуации, когда смог выполнить некоторую небольшую услугу в вопросе добывания фондов для освобожденных от должности торговцев.

– А-а. Не знаем, не знаем! В любом случае, это предложение отклоняется. Можете сесть, Дженни, – Форан отложил документ в сторону от аккуратно сложенной стопки подписанных документов.

Он уже поднял следующее предложение, когда паралич прошел, и септ Горриш вскочил на ноги с приличным числом своих сторонников.

– Я протестую! – заявил он. Его единственный возглас был последним, который был ясно услышан, потому что потонул на много минут в реве Совета септов, недовольных императором.

Форан положил манускрипт на место в стопку и стал с хладнокровным видом ждать, когда стихнет рев, хотя внутри сердце билось тяжелыми ударами. Его инстинкт подсказал, что если он не сможет на этом собрании взять на себя управление септами, то не сможет этого сделать никогда.