Грегори Киз - Кровавый рыцарь

– Я никогда не был настолько простодушен, чтобы верить всему, что слышу, сказал Стивен. – В священных стенах всегда случались диспуты, и я принимал в них участие. И дело не в том, чтобы услышать и поверить, а в том, чтобы понять, каким образом каждое утверждение соотносится с целым. А если мне говорят нечто, противоречащее всему, что мне известно, я подвергаю это сомнению.

– Но разве ты не замечаешь? Это всего лишь использование одного сомнительного источника – или, того хуже, нескольких, – чтобы оценить другой. Я спросил тебя про восстание против скаслоев, отправную точку нашей истории, и что, по сути, ты мне ответил? К каким источникам ты можешь меня отослать? Откуда ты знаешь, что тебе сказали правду, а не извратили ее, чтобы подтвердить свои измышления? А как насчет событий прошлого года? Ты знаешь, что они действительно происходили, и часть видел собственными глазами. Как это соотносится с тем, чему тебя учили?

– Первоисточники, относящиеся ко времени восстания, утеряны, – сказал Стивен, пытаясь отмахнуться от главного вопроса, ответив на второстепенный. – Мы доверяем тому, что имеем, потому что ничего другого нет.

– Понятно. Значит, если ты запрешь в комнате трех человек с ножом и мешком золота, а потом снова откроешь дверь и обнаружишь там двух покойников, ты поверишь свидетельству оставшегося в живых только потому, что других очевидцев нет?

– Это не то же самое!

– Точно то же самое.

– Но свидетельства, имеющиеся у нас, написаны с благословения святых!

– А если никаких святых нет?

– Мы замкнули круг и вернулись к тому, с чего начали, – устало проговорил Стивен. – А вы по-прежнему предлагаете мне сделать выбор между двумя сектами: той, что пытает и приносит в жертву детей, и другой, сотрудничающей с людоедами. Вы хотите сказать, что между ревестури и гиероваси нет никакой средней позиции?

– Разумеется, есть. Самое распространенное течение – несведущие.

– К которым отношусь и я.

– До сих пор относился. Но теперь с тобой пытается связаться по крайней мере одна из сект.

Сначала вы мне говорите, что все ревестури убиты в гражнской войне, о которой я никогда не слышал, а теперь утверждаете, будто они являются могущественной группой заговорщиков, действующей внутри современной церкви. И что же из этого правда?

– И то и другое, конечно. Большинство ревестури были убиты или изгнаны за время Сакаратума. Но можно убить мужчин и женщин, а вот идею – намного сложнее.

– И какова же она, эта идея? – поинтересовался Стивен.

– А ты понимаешь это название – «ревестури»?

– Полагаю, это производное от «ревестум» – проверять, инспектировать.

– Именно. Мы считаем, что наша история, то, как мы ее понимаем, да и весь мир вокруг нас – это предмет, достойный наблюдения и изучения. Все мнения должны быть взвешены и приняты во внимание, каждый факт должен быть учтен при любом обсуждении.

– Слишком смутная идея, чтобы за нее умирать.

– Нет, если учесть, какие именно обсуждения она может вызвать, – возразил фратекс – Например, недопустимо обсуждение того, существуют ли на самом деле святые.

– А что, именно этот вопрос стал причиной гражданской войны?

– Не совсем. Дело в том, что обсуждение вопроса, приведшего к гражданской войне, было так мастерски подавлено, что мы не знаем в действительности, о чем шла речь. Зато нам известно, что вызвало шум.

– И что же?

– Дневник Виргеньи Отважной.

Стивен от изумления потерял не только дар речи, но и способность мыслить. Виргенья Отважная, освободительница, спаситель человеческой расы, женщина, открывшая седосы, пути, ведущие к святым… Ее дневник.

Он потряс головой и попытался сосредоточиться.

– Он должен быть написан на древневиргенийском, – пробормотал он. – Или, может быть, на древнекаварумском. Ее дневник?

Фратекс улыбнулся.

Стивен потер подбородок.

– Вы говорите, его удалось заполучить… задумчиво проговорил он. – Ее дневник, рукопись времен Сакаратума? Невероятно. И они не сделали с него копий… О! Значит, в дневнике есть что-то… не понравившееся гиероваси. Вы же это собираетесь сказать?

– Да, – подтвердил фратекс Пелл. – На самом деле несколько копий было сделано. Все они уничтожены. Однако оригинал – нет.

– Что? Он все еще существует?

– Разумеется. Один из членов нашего ордена бежал с ним и спрятал его в надежном месте. К несчастью, сведения о том, где именно, утеряны. Это очень плохо, поскольку я верю: единственное, что может спасти нас и сам наш мир, – записи из этого дневника.

– Подождите. Из чего это следует?

– Дреод рассказал тебе об учении вотенов?

– Вы имеете в виду их веру в то, что мир болен?

– Да.

– Рассказал.

– Тебе она показалась разумной?

Стивен неохотно кивнул.

– До некоторой степени. По крайней мере, похоже, что лес умирает. А чудовища, которые разгуливают повсюду, кажутся чуть ли не воплощением болезни и смерти.

– Точно. Думаю, тебя не удивит, если я скажу, что такое уже случалось, и эти чудовища появлялись и раньше.

– Это следует из легенд, но…

Фратекс жестом попросил его умолкнуть.

– Копий дневника Виргеньи Отважной не сохранилось, но есть несколько священных рукописей, в которых он упоминается. Я их тебе покажу, разумеется, но позволь мне пока что кратко обрисовать их содержание. Эта болезнь приходит в мир время от времени. Если ее не остановить, она уничтожит все живое. Виргенья Отважная нашла способ положить ей конец раз и навсегда но как она это сделала, мы не знаем. Если этот секрет где-то и раскрывается, то только в её дневнике.

– Согласно вашему собственному учению получается, что в отсутствие дневника эта история – не более чем пустой звук.

– В отсутствие дневника – да, – подтвердил фратекс. – Но мы не сидели сложа руки. Нам удалось обнаружить две подсказки касательно его местонахождения: первая – это очень древнее упоминание о горе под названием Велноригануз, которая, как нам кажется, находится где-то в Бейргсе. А другой перед тобой.

Фратекс поднял с колен изящный ларец из кедрового дерева и подтолкнул его к Стивену. Тот потянулся к нему и осторожно приподнял крышку. Внутри лежал потертый свиток свинцовой фольги.

– Мы не можем его прочитать, – сказал фратекс. – И надеемся, что ты сможешь.

– Почему?

– Потому что ты нам нужен, чтобы найти дневник Виргеньи Отважной, – объяснил фратекс. – Повторюсь: я опасаюсь, что без него мы все обречены.

Леоф проснулся, услышав, что кто-то едва слышно скребется в его дверь.

Он не пошевелился, лишь слегка приоткрыл глаза, пытаясь прогнать из головы дремотный туман.

Его тюремщики никогда так долго не возились с замком. Они вставляли ключ, поворачивали его, и дверь открывалась. Он хорошо выучил скрип ключа в замке. Нет, сейчас звук был выше, словно в скважину вставили не ключ, а нечто более тонкое.