Майкл Стэкпол - Рожденный героем

– Зато какое было бы зрелище! – вздохнув, бабушка все же послушно выпила лекарство. С трудом проглотив его, она поморщилась:

– Может быть, оно и поддерживает мое старое сердце, но временами я думаю, что легче было бы тихонько уснуть и не проснуться, чем глотать эту гадость.

Я заметил, как Мария украдкой заглянула в стаканчик, проверяя, все ли выпито, и с улыбкой произнесла:

– Может быть, и легче, госпожа, но гораздо скучнее. Ведь тогда вы не увиделись бы с вашим внуком!

– Кстати, этому внуку следовало бы помыться с дороги. Прошу извинить меня, – я поклонился и направился к двери. Выходя, я не удержался и с улыбкой обернулся к Марии. – Приятно было познакомиться. Я рад, что кто-то заботится о том, чтобы внуки могли найти бабушку в готовности их принять.

– Я рада быть вам полезной, мастер Лахлан.

Покинув солярий, я направился в переднюю половину дома. Спускаясь на второй этаж по широкой лестнице, я увидел поднимавшегося мне навстречу Джеймса. Он задержался у двери, ведущей, по-видимому, в мою комнату.

– Прости, что я сбежал, Джеймс.

Старый слуга покачал головой:

– Ваш отец, ваш дядя и даже ваш кузен, мастер Кристфорос, давно приучили меня к вашей семейной импульсивности. Леди Ивадна утверждает, что все вы унаследовали это качество от нее.

– Не стану спорить, Джеймс, – я не сделал и двух шагов в свои комнаты, как застыл на месте, почувствовав, что меня охватило волнение, словно я раскапывал древний курган и наткнулся на сокровище. В помещении пахло запустением и древними святынями.

Роскошный золотисто-розовый цвет стен едва пробивался сквозь развешанные повсюду доспехи и оружие. Прямо напротив входа, под помятыми нагрудником и шлемом, висели крест-накрест двуручные мечи. Под ними стоял столик с масляной лампой, которую Джеймс зажег от свечи, и два кресла.

Слева мечи и кинжалы располагались спиралью, занимая собой всю стену.

В правой стене виднелась дверь, ведущая в спальню, и ее будто сторожили две вешалки в полных доспехах. За их спинами висели гобелены, изображавшие сцены битв, судя по красно-багровым тонам происходивших в Хаосе. Обернувшись, я увидел, что с внутренней стороны входной двери связками свисали алебарды, луки, полные колчаны стрел и даже несколько щитов, явно побывавших в деле. Вдоль стены тянулись стойки для мечей, напомнившие мне оружейную в Быстринах.

Джеймс улыбнулся моему удивлению:

– Да, мастер Лахлан, ваш отец предпочитал такие украшения всем другим. Это – его собственное оружие или трофеи, захваченные в Хаосе. Мы почти не заходим сюда, поэтому здесь душновато.

Меня потянуло к коллекции мечей и кинжалов. На зазубренных клинках двух кинжалов я увидел изображения людей. Виндиктксвары. Значит, Рорк верно говорил, что ха'демоны выковывают против своих врагов оружие с их изображением. Может быть, эти кинжалы готовились для нападения на моего отца?

– Мастер Кардье говорил, что эти художники были не из искусных и выбрали слишком маленькое оружие, – заметил у меня за спиной Джеймс.

Я потянулся было потрогать один из кинжалов, передернулся от отвращения и уронил руку. Рорк сказал, что Катвир выковал меч с изображением отца. Интересно, знал ли он о насмешках отца и использовал ли его собственный совет против него или просто счел отца той угрозой, против которой нужно серьезное оружие?

Джеймс провел меня в спальню.

– Вот здесь вы будете спать, мастер Лахлан.

В спальне золотисто-розовые стены не скрывались за гирляндами оружия, и комната от этого казалась просторнее. Почти всю ее занимала кровать, стоявшая изголовьем к наружной стене. Направо от двери помещался комод, а рядом стол с тазиком и кувшином для умывания. Слева над кроватью тянулись полки с книгами. Я тут же уткнулся носом в корешки, читая заглавия.

Слуга покосился на меня и протиснулся к занавешенному окну над столиком.

– Ваш отец был сложен поплотнее, но я полагаю, кое-что из его одежды вам подойдет. По крайней мере, пока не будет готово новое платье для вас. – Его ноздри чуть дрогнули. – Я взял на себя смелость разобрать привезенную вами одежду и большую часть отправил в печку.

– Не такая уж она была грязная! – возмутился я.

"Всего две недели назад, в Городе Магов, я все перестирал. Уж очень они здесь в столице разборчивы!"

– Я сказал бабушке, что мне нужно помыться.

– Ноб уже набрал воды для ванны и, должно быть, успел согреть ее настолько, что вы не замерзнете насмерть. Пока вы будете мыться, я подберу для вас приличную одежду, – он бросил взгляд на мои потрепанные ездовые сапоги. – Снимите это. Ноб их почистит. Но нынче вечером вам нельзя в них появляться.

Я нахмурился:

– Понимаю, что моя одежда потрепалась в дороге и, возможно, вышла из моды, но я бы не назвал ее неприличной. Что такое готовится нынче вечером?

Джеймс широко улыбнулся:

– Юноша, сегодня первый день последней недели года. Начинается череда празднеств и балов, увенчает которую бал в канун Медвежьего дня во дворце императора.

– Я знаю. Я и приехал на этот праздник.

– Но вы еще не знаете, что сегодня ваша бабушка принимает у себя в гостях множество важных господ, включая маршала Империи! – он развел руками, показывая, что этим все сказано и говорить больше не о чем.

– И, стало быть, никто не хочет, чтобы я выглядел деревенским увальнем?

– Вы совершенно правы, мастер Лахлан.

– В таком случае, отдаю себя в твое распоряжение.

Старый слуга улыбнулся:

– Отлично! Тогда оставьте эти сапоги и идите отмокать. А потом мы попробуем сделать из вас знатного господина.

Стоя перед зеркальной дверью в одежде, сшитой для моего отца, я наконец увидел то, о чем мне твердили все вокруг, сколько я себя помнил. Действительно, я походил на него, когда стоял, склонив голову чуть вправо, хотя сходство, на мой взгляд, было невелико. Джеймс стоял за моей спиной, и я улыбнулся ему в зеркале. Он кивал с видом судьи, выносящего приговор.

Сам я не мог судить, похож ли на отца. Он пропал без вести в Хаосе, когда я был еще младенцем, так что мое представление о нем составлялось по самым разнообразным изображениям. Ремесленники, изготавливавшие деревянные и бронзовые статуэтки, сами основывались на легендах и собственной фантазии. Я обычно представлял отца похожим на статую у надгробия матери. Художник, знавший Кардье при жизни, изобразил великана с орлиным взором и резкими чертами лица, которых не смягчала окаймлявшая щеки бородка. Его сильная фигура застыла в позе напряженного ожидания. По замыслу художника, он ждал, когда любимая жена воссоединится с ним, но мне всегда казалось, что он ждет, пока его сыновья пойдут рядом с ним на битву с Хаосом.

В отличие от братьев, я чаще думал о нем не как об отце, а как о герое Кардье. Из-за этого я долго чувствовал себя чужим в семье, пока не признался в этом Джофу. Он, по обыкновению, посмеялся над моими тревогами и очень доходчиво объяснил мне, в чем тут дело.