Ольга Погодина - Джунгар. Небесное Испытание

В центре плошади Илуге разглядел большую металлическую клетку в человеческий рост, и сердце его заколотилось. Правда, что делать дальше, Илуге сам не слишком представлял: он рассчитывал на то, что охрану на ночь у клетки не выставят. Однако это оказалось не так: он насчитал четверых караульных в куаньлинской форме и пятого, который что-то делал, просунув руки сквозь металлические прутья.

Луну окончательно затянуло тучами, и площадь погрузилась в темноту. Илуге отметил, что их ургухи почти сливаются с плитами брусчатки. В такой темноте их можно будет только учуять, а куаньлинов так мало… Он сделал молчаливый знак Элире, Чонрагу, Баргузену, и джунгары принялись освобождаться от своих масок и ложиться, сливаясь с темнотой. Двигаться абсолютно бесшумно в степях умеет каждый охотник, когда-либо подстерегавший такую пугливую дичь, как дзерены.

Становилось все темней. С гор порывами резкого ветра принесло снег, ложившийся по косой длинными лентами. Еще немного - и разглядеть что-либо в этой каше будет практически невозможно.

Илуге приподнял голову. Он уже был достаточно близко, чтобы разглядеть, чем занимается куаньлинский военачальник, - а по блестящим нагрудным пластинам было видно, что это не рядовой. Рука Илуге медленно опустилась к бедру - нож он бросал неплохо, и сумеет уложить того, прежде чем он сумеет причинить пленнице зло. Илуге приподнялся, освобождая место для броска…

Куаньлин отодвинулся и Илуге увидел, что в его руках плошка. Аккуратно достав тонкий платок, он протянул его к смутно белевшему лицу пленницы и принялся вытирать ей рот. Илуге онемел.

- Он здесь, - неожиданно отчетливо сказала женщина.

- Не убивать! - прошипел Илуге, прыгая к клетке и надеясь, что его все-таки послушают. В голове бешено вертелись мысли: что, если он чего-то не знает, а куаньлины - это союзники матери? Но почему они тогда допускают, чтобы она оставалась в клетке?

Куаньлин прыгнул навстречу, вытаскивая меч. Он что-то сказал своим, но не закричал, вызывая подмогу. Все застыли.

- Я пришел за своей матерью, - сказал Илуге негромко, сделав соответствующий жест, так как не был уверен, что его понимают. Куаньлин молчал и не двигался. Илуге видел его широкие темные глаза, слабо блестевшие из-под шлема. Не выпуская чужака из виду, Илуге нащупал замок, отвел меч назад и ударил по металлической дужке. То ли железо было мягким, то ли сила удара такой большой - но замок распался сразу. Илуге протянул внутрь руки, подхватил бессильное тело, весившее не больше, чем у пятилетнего ребенка. Слабые исхудавшие пальцы ухватили его руку, огромные на иссохшем лице глаза впились в лицо.

Илуге нервно сглотнул. Все молчали.

И в этот тонкий, хрупкий, как весенний наст, момент, когда Илуге уже вышел со своей ношей и сделал осторожный шаг, чтобы уйти, никого не потревожив, со стороны Баргузена послышался звон оружия и протяжный стон. Словно выйдя из оцепенения, куаньлины кинулись на них. Еще кто-то упал.

Илуге скорее уловил движение меча. Обернувшись, он увидел, как куаньлинский воин, - тот, что ухаживал за его матерью, рубит с плеча и меч падает,падает,падает… Видение, посетившее его в момент Посвящения, сбывалось, он погружался в него все глубже, словно в холодную, неподвижную воду. Сверкнул клинок Орхоя, отбивая удар. Дальше Илуге не стал церемониться, - больно пнул куаньлина в колено и мягким кувырком ушел в сторону, под защиту стены. Навстречу спешила Элира, не замечая, что еще один из куаньлинов, развалив противнику плечо, озирается по сторонам…

- Элира-а-а! - заорал Баргузен. Вопль холодом пополз по позвоночнику Илуге. Оба монаха, бесшумно вынырнув из темноты за спиной жрицы, молниеносно метнули в стражника какие-то блестящие звездочки - и тот остановился, выронив меч и схватившись за горло.

- Бегите! Немедленно! Сейчас они будут здесь! - жрица, конечно, понимала, что вот-вот произойдет, в такой близости от… Илуге оглянулся, раздираемый необходимостью спасти свою мать, выжившую таким чудом, - или оставить Элиру, свою соратницу, на верную смерть. Монахи, озираясь, встали по обе стороны жрицы. Небо потемнело все больше, и из низко нависших туч понеслись крупные хлопья мокрого снега. Ветер протяжно и надсадно свистел, быстро усиливаясь.

Из подворотни раздался вой. В нем было столько нечеловеческого, что все, кто только что бился не на жизнь, а на смерть на площади, остановились. Сбегавшиеся на шум стражники тоже застывали, раскрывая рты от от ужаса: гхи появились сразу с нескольких сторон, - низкие звероподобные светящиеся тени, почти неразличимые в сумасшедшем танце начинающегося бурана. Красноватые глаза в глубоких глазницах горели огнем ярости и наслаждения, - отвратительной смесью звериного инстинкта и человеческого стремления убивать. Несмотря на звериную повадку, и узкие оскаленные морды (их уже никак нельзя было назвать лицами, хоть человеческие черты при большом желании еще узнавались), в передних конечностях многие держали оружие. Их становилось все больше, кольцо сжималось…

В этот момент Ицхаль Тумгор снова заговорила, - нет, запела, произнося слова глубоким тягучим голосом, никак не вяжущимся с бессильным телом. Илуге почувствовал, как ее тело становится горячим, будто излучающим свет. Слова на неведомом языке обжигали, даже воздух вокруг, казалось, стал плотным. И когда она пропела последнее слово, Илуге почувствовал, что его противники, от которых только что приходилось уворачиваться, словно не замечают его. Ицхаль могла бы, если бы захотела, рассказать им о древних свитках Желтого Монаха, о " Шлеме невидимки", - но ей едва хватило сил досказать заклинание до конца. Но колдовство свершилось, - и никто из находящихся на площади, живых и мертвых, - не понял, куда исчезли эти несколько лишних человек и были ли они здесь вообще.

Куанилины растерянно застыли, чуть не касаясь своих потерянных противников и ошарашенно мотая головой. Снег летел так густо и ветер слезил глаза настолько, что теперь что-то разглядеть в этой крутящейся, танцующей тьме было поистине невозможно. Однако гхи, эти порождения мрака, все же улавливали некоторое присутствие той, за кем они пришли, а потому с ревом бросились на приступ.

Поднялся страшный шум. Проснувшиеся стражники, - и куаньлины, и ургаши, - увидев, многие впервые в жизни, неведомо откуда вынырнувших чудовищ, не преминули на них напасть, невзирая на ужас, которые те им внушали. Ответ гхи был ужасающим: нападающие на них отлетали в стороны с разорванными глотками, вспоротыми животами, залитые кровью из ран, нанесенных не только оружием, но и зубами, и когтями. Запах пролитой крови пробудил в гхи звериные инстинкты и они пронзительно выли, упорно прокладывая себе дорогу туда, где стояла невидимая за стеной снега и колдовства жрица. Схватка превратилась в огромный вопящий, воющий клубок, из которого Илуге вынырнул, словно лосось, идущий на нерест - из воды.