Вера Школьникова - Дети порубежья

— Облейте его маслом и подожгите. Для них у нас есть только огонь.

Когда затихли последние крики, он поднялся на ступеньки, ведущие к фонтану посреди площади и обратился к своему воинству:

— Сегодня мы победили. Но это только начало. Если мы остановимся сейчас — они оправятся и сожрут нас. И никто не защитит нас, как не защитил мою деревню. Где был герцог, когда эльфы жгли нас? Где была наместница? Они предали нас, продали бессмертным! Мы верно служили, воевали, когда надо, растили хлеб, платили подати, почему они не спасли нас? — Толпа взревела, поддерживая его речь, — они говорят, что наместница позволила им жечь наши дома и убивать нас! Они говорят, что в этом справедливость!

Кто-то выкрикнул:

— Так то наместница, а герцог-то причем?

— А герцог пусть решает, с кем он! С нами, или с ней! Мы окружим дворец, и на этот раз не уйдем, пока не услышим ответ!

— Верно! Правильно! Пусть решает! Нечего эльфов защищать! Зря мы, что ли, подати платим? — Кричали люди.

Толпа двинулась ко дворцу.

Министр Чанг был слишком взбешен, чтобы заботиться об этикете: он с силой толкнул дверь в кабинет наместницы, наградив дежурного стражника таким взглядом, что бедняга шарахнулся.

Саломэ сидела за столом, разложив перед собой документы, но вместо того, чтобы изучать доклады, внимательно рассматривала свой веер, пытаясь понять, что же ей не нравится в новом рисунке. Похоже, художник переборщил с красным цветом — вечером, при свечах, он будет казаться черным. Нужно заказать ему такой же, только светлее — решила наместница, и в этот момент ее раздумья прервал звенящий от гнева голос Чанга:

— Вы понимаете, что вы сделали?! - Министр почти кричал.

— Что происходит? — Растеряно спросила наместница, отодвигаясь от нависшего над столом министра. Саломэ показалось, что разъяренный мужчина сейчас ударит ее, но Чанг заставил себя успокоиться, и отступив на шаг, ответил:

— Ваша любовь к эльфам довела до бунта. — Он бросил на стол стопку бумаг. — В Астрине мятеж. Чернь убивает эльфов, купцы потирают руки, а герцог просит помощи.

Саломэ в ужасе прижалась к спинке кресла:

— Но…

— Я не поверил сразу, что вы способны на подобную глупость! Нет, это хуже, чем глупость… это преступная глупость! Вы позволили эльфам судить порубщиков за пределами леса, — Чанг обвиняющее вскинул руку.

— Но это их лес, а по законам империи порубщики остаются безнаказанными! Они ведь должны защищаться.

— О, да! Должны. Пользуясь вашим любезным разрешением, исключительно в рамках самозащиты, эльфы сожгли деревню, в которой, по их мнению, укрывался порубщик, — министр сделал паузу, но прежде, чем наместница смогла вставить хоть слово, продолжил, — вместе с жителями. По законам Филеста укрыватель так же виновен, как и преступник, а ваша бумага даровала им право суда на землях империи, без ограничений!

Саломэ сочувственно посмотрела на Чанга: ему и впрямь пора на отдых, как ей уже давно намекали доброжелатели — эльфы, сжигающие людей! Такое разве что в кошмарном сне привидится! Саломэ подняла верхнюю бумагу в стопке, пытаясь понять, как объяснить министру, что он, мягко говоря, заблуждается, при этом не обидев, но письмо герцога Астрина подтверждало слова Чанга. Она дочитала послание до конца, отложила в сторону и беспомощно посмотрела на министра государственного спокойствия:

— Это какое-то страшное недоразумение. Посол говорил про порубщиков, а не про крестьян! Нужно разобраться, успокоить народ. И немедленно прекратить убийства! Герцог не должен был допускать до такого! — Герцог едва уцелел. Морские лорды не держат большие дружины. Когда толпа окружила дворец, герцог заверил чернь, что полностью их поддерживает, и попросит наместницу восстановить справедливость. Что он и сделал. Для восстановления справедливости я отправил в Астрин пять тысяч солдат. Надеюсь, этого хватит на первое время.

— Что вы собираетесь делать?

— Нет, это я должен задать этот вопрос, ваше величество. Что вы собираетесь делать? Восстановление справедливости в данном случае подразумевает войну с Филестом, если только король Ирэдил не накажет виновных и не выплатит виру. В чем я сомневаюсь.

— Мы не можем воевать с эльфами! Король Элиан никогда бы не пошел против своих сородичей! Наши народы всегда жили в мире!

— Вы плохо знаете историю, ваше величество. Не всегда. И в этом основная проблема. Я полностью с вами согласен, мы не можем воевать с Филестом. Но не потому, что король Элиан не одобрил бы, а потому, что проиграем.

Саломэ судорожно перебирала бумаги, строчки из письма герцога огненными буквами стояли перед глазами: пожары, убийства, кровь. И все из-за ее нерешительности, из-за ее мягкотелой глупости! Она подняла голову:

— Что я должна делать, говорите, — позже она попытается понять, что случилось, найдет в себе силы жить в мире, где эльфы жгут детей, заставит короля ответить на ее вопросы, или же… уйти навсегда. А сейчас она должна исполнить долг наместницы.

Чанг медленно кивнул: взгляд Саломэ говорил яснее слов — ему уже приходилось раньше встречать такие взгляды. Так смотрят люди, чей мир в одночасье рассыпался прахом, люди, потерявшие все. Злость ушла, уступив место сочувствию: бедная глупая девочка, а ведь все только начинается.

Ей придется отправлять бунтовщиков на виселицы и в изгнание, приковывать к веслам и заживо гноить в шахтах, зная, что они расплачиваются за ее ошибку. Жертвовать сотнями, чтобы спасти тысячи. И не останется блаженной уверенности, что король вернется и все исправит. Кровь с рук не смывается, уж это господин Чанг знал без сомнений.

Часть ноши он возьмет на себя, но только часть — наместница молода и будет править империей еще долгие годы. Саломэ должна отвечать за свои поступки. Все министры смертны, в том числе и министр государственного спокойствия. Ее величество хотела учиться? Ну что ж, пусть учится в бою. Он подвинул кресло к столу наместницы и собрал разбросанные листы в аккуратную стопку:

— Эльфийский посол требует аудиенции. Не просит, заметьте. Обещайте, что усмирите восставших, накажете виновных, запросит луну с неба — пообещайте луну. Дальше сообщите, что в сложившихся обстоятельствах вы считаете своим долгом возложить на имперские войска охрану Заповедного Леса, как самое малое, что вы можете сделать во искупление пролившейся крови.

Саломэ молча слушала, с ее и без того бледного лица исчезли последние краски, словно кто-то выпил из молодой женщины всю кровь, оставив пустую оболочку. Побледнели даже губы, сжатые в тонкую линию. Чанг продолжал:

— Молчите про сожженную деревню. Вам об этом ничего неизвестно.

— Они сохранят право суда?