Юрий Никитин - Артания

Он застыл, в небе пронеслась хвостатая звезда, следом показались призрачные драконы, едва уловимые на темном небе, сквозь их тела просвечивали звезды, метнулись в сторону, словно завидели добычу, исчезли. Придон медленно выпустил запертый в груди воздух, и в это время прямо со стороны открытого моря показалась золотая точка, разрослась, превратилась в золотую фигурку.

Не веря глазам своим, он смотрел на юную женщину. Ее ноги с такой стремительностью неслись по волнам, что те успевали схватить ее лишь за тонкие точеные лодыжки. Золотые волосы, сбросив тугую ленту, освобожденно вытянулись за нею в длинный сноп оранжевого пламени, превратились в струю чистейшего золота.

Снова появились драконы, налились плотью, попытались перехватить ее с двух сторон. Она на бегу нанесла незримый удар, словно бы оттолкнув нечто розовой ладошкой… и один из драконов сломался, как от удара исполинского молота. Он замолотил крыльями, брызги от верхушек волн взлетели странно синие, словно горячий яд, а когда рухнула массивная туша, вздыбилась волна высотой в двухэтажный дом.

Золотоволоска неслась быстрее чайки над волнами, никакой волне не догнать, короткая туника переливается всеми цветами, но Придон с холодком видел, что все это цвета металла: от красной меди до холодного серого булата. Она осталась в булате, цвет лишь менялся в оттенках, словно теперь ее тело покрылось ртутью. Ему стало страшновато, когда холодный цвет медленно поднимался к горлу и опускался на длинные стройные ноги.

Рядом с ним остановились еще люди, от них пахло солью и морем, смотрели молча.

– Если превратится в булат, – вскрикнул Придон, – она… уйдет под воду?

На него посматривали искоса, но у варвара сейчас по-детски распахнутые глаза и отвисшая челюсть, самый смелый пояснил робко:

– Это же сама Карна!..

– А что, Карна не утонет?

– Богиня, – объяснили ему. – Как она может утопнуть?.. Она и по дну выйдет на берег…

– Да и не первый раз так носится, – поддержал другой осмелевший голос. – Говорят, когда погиб ее возлюбленный, она не находила себе места… и до сих пор не находит.

Придон попытался представить себе, когда же это происходило, волосы встали дыбом. Это столько столетий, нет, тысячелетий любовь может терзать, истязать? И нет сил забыть?

Осмелевшие гуляки стали приглашать гульнуть с ними, есть свободные девки, есть вино, он отмахнулся и скользнул в тень между домами. Глаза с тоской пробегали по звездному.

небу, почему ночь такая длинная, почему не наступает утро, когда в город вернется Тулей с несравненной Итанией?

Впереди послышались осторожные шаги. Это встревожило, отступил в тень, пальцы опустились на рукоять ножа, застыл. Двое прошли мимо, но вдруг остановились всего на расстоянии вытянутой руки. Придон присел за бочкой, а двое вертели головами, прислушивались. Придон затаил дыхание, эти куявские свиньи худшие из свиней, любой воин уже отыскал бы его по запаху, воздух, как вода в болоте, можно услышать, чем пахнет даже из дома напротив…

Послышался топот ног, в полосу света вынырнул третий, закутанный в тряпки так, что Придон видел только выступающий острый как шило подбородок.

– Ну что? – спросил он быстро. – Не догнали?

– Здесь нет, – ответил один из двоих. – Видишь, дальше площадь, а оттуда восемь улиц…

– По какой ушел, – добавил второй, – поди догадайся… А у тебя?

– Я что-то чувствовал, – сказал третий со злобой. – Ведь был же рядом!

Первый проговорил, как показалось Придону, с облегчением:

– Может, братья, так лучше?.. Мне бы не хотелось иметь дело с человеком, против которого нанимают троих. Третий удивился:

– Ты не боялся один, а что случилось теперь?

– Когда меня нанимали кому-то сунуть нож в ребра, – ответил первый сердитым шепотом, – я знал, что это простой человек. Когда нас троих посылают против одного, то это уже великий воин. Даже если воткнем в него ножи, я слыхивал про случаи, когда уже почти убитый герой, на последних каплях сил, истекая кровью, погнал пятерых убийц, убил всех и только тогда помер!

– И я слышал, – пробормотал второй и пугливо оглянулся. – У нас в Бескидах как-то раз…

– Тихо, – прервал зло третий. – Мы получили деньги, за какие пришлось бы отправить на тот свет половину этого города! Надо сделать все, что от нас ждут.

Медленно двинулись к выходу на площадь, на этот раз осматривались внимательнее, до Придона донесся удаляющийся голос:

– Я бы предпочел денег поменьше, но жертву попроще… Он вышел из засады, покачал головой. Подлый город!..

В тесной комнатке однорукого мага Барвника все светильники были погашены, а свет шел только от самого крохотного на столе. Да и тот прикрыт сверху непрозрачным колпаком. Свет делил лицо мага на две части, нижняя стала похожа на освещенный глиняный горшок. Когда он говорил, губы шевелились, словно он мерно растирал травы для снадобий.

Напротив, на сундуке, примостился Щажард, управляющий всеми делами Куявии, пока тцар изволит развлекаться на благородной охоте.

– Что ты думаешь, – повторил он напряженно, – про этого нового героя? Артанин, а добыл ножны меча бога Хорса! Кто бы подумал? Странный этот мир! Двери все еще взламывают, а не открывают хорошо подобранным ключом.

– Могла, быть просто удача, – сказал старый маг задумчиво. – Он потерял голову… А таким обычно везет. Я раньше задумывался над причинами подобного странного везения… ведь мечтающие только об одной женщине на земле – самые беззащитные существа на свете! Но им удается силой меча захватывать страны, рушить державы, разгадывать тайны, находить пути к пещерам с сокровищами. Или это не везение, а что-то иное…

Щажард прервал, морщась:

– Везение! Конечно же, простое везение. Пока его противник пытается предугадать, какой же прием применит артанин, этот дикарь просто бьет по голове. А такому достаточно попасть один раз…

– А может, в этом и есть мудрость, – сказал Барвник.

Он засмеялся. – Где можно упрощать, там упрощать необходимо. Только глупец наворачивает сложности на простые истины.

Щажард спросил с подозрением:

– Мне кажется, он тебе нравится.

– Очень, – ответил старый маг искренне. – Он чист, как круто сваренное и очищенное от скорлупы яйцо. Он незапятнан, он благороден. И еще: он любит верно, трепетно и нежно. Такими восторгаются даже враги.

– Но не помогают, – пробормотал Щажард. – Сейчас этого благородного и трепетного надо остановить. Но как?

Барвник задумался, бледные губы тронула слабая улыбка. Он покачал головой.

– Есть кое-что… Для меня просто любопытно, а ты, с твоим… гм… твоей находчивостью сумеешь воспользоваться. Щажард сказал нетерпеливо: