Юрий Никитин - Придон

Итания не успела вскрикнуть, как Придон обрушился подобно буре. Трое исполинов рухнули, как сломленные сухие деревца. Она в ужасе прижалась к стене, Ундин попытался провести ее за спинами сражающихся, но примчались еще двое артан и загородили дорогу.

– Бросайте оружие! – крикнул Придон.

Ундин закричал:

– Убейте его!.. Это Придон!

Аснерд шагнул вперед, лезвие огромного топора обрушилось на закованное в железо плечо Ундина. Ундин отшатнулся, вскрикнул. Плечо с рукой отделились от тела. Итания вскрикнула, ее глаза не отрывались от Придона. Тот двигался как призрак, жестокий и смертоносный, с каждым ударом его меча слышался вскрик, кто-то падал, и снова звон, вскрик, падение тяжелого тела.

Они выбегали навстречу целыми группами, все огромного роста, в железе, отборная стража, лучшие бойцы Куявии. Придон в остервенении рубил, крушил, повергал, почти рядом стоял насмерть Аснерд, а молодые Крок и Зброяр все пытались выдвинуться вперед, но их отжимали, преграждали дорогу огромными хрипящими телами.

И – вдруг все кончилось. Придон оглядел безумными глазами заваленный телами огромный зал. Слышалось только тяжелое хриплое дыхание. Аснерд прислонился к стене, закрыл глаза, грудь вздымалась часто, мощно, там клокотало, хрипело, завывало.

Крок ранен легко, Зброяр сильнее, кровь стекает по голове и из трех неглубоких ран на плече и груди, но глаза сияют счастьем и удалью. Он оперся на топор, грудь вздымается часто, прохрипел счастливо:

– Последний бой!.. И такой красивый!

– Займись ранами, – ответил Придон. – Жаль, если Артания потеряет такого героя.

Он схватил Итанию за руку, такую тонкую и безжизненную, Итания тихо вскрикнула, как испуганная птица, колени подломились, Придон едва успел подхватить на руки. Она инстинктивно прижалась к нему, он застыл, страшась даже дышать, чтобы не повредить ее, такую нежную, невесомую, волшебную, как сон, как мечта, как грезы.

Крок обнял Зброяра за плечи, оба пошли к выходу, Аснерд поднял веки и осматривается по-хозяйски, Придон же ничего больше не видел и не замечал, кроме этой драгоценности на его руках, из-за которой сшиблись два могучих государства.

Итания пришла в себя, когда он переступил порог ее спальни. По телу Придона пробежала горячая волна, веки Итании поднялись, глаза непонимающе уставились в его грудь, твердую и горячую. Сердце Придона стучало мощно, под ее ухом подрагивала широкая, как латы, мышца.

Она повернула голову, он смотрел на нее с болью и нежностью.

– Я взял тебя, Итания, – произнес он.

Сильные руки опустили ее нежное тело на ложе. Итания в испуге отодвинулась с ногами в дальний угол, сжалась в ком, колени обхватила руками.

– Я взял тебя, Итания, – повторил он.

Ей послышалось в его тихом голосе изумление. Она зябко поежилась, в теплой уютной спальне будто подуло холодным северным ветром.

– Разве ты меня взял? – переспросила она тихо. – Ты меня захватил…

– Какая разница? Теперь ничто нас не разлучит!

Ее голос был таким же тихим, едва слышным, трепещущим, как слабый огонек под порывами северного ветра:

– Есть разница… Но ты ее не хочешь видеть, правда?

– Правда, – ответил он тоже тихо, но в его тихом голосе чувствовалась мощь огромного океана. – Я ничего не желал видеть, никаких препятствий! И потому я здесь… хотя это было невозможно.

Она смотрела на него снизу вверх.

– Придон… почему так?

Он развел руками:

– Судьба.

Ее нежный голос прозвучал тихо, но это была тишина морских глубин:

– Ты мог взять меня, когда я любила и обожала тебя… Когда я, босая, бежала за твоим конем, умоляя не бросать меня. Я бежала через весь город, и все видели, на какой позор обрекла себя дочь могущественного Тулея! Я бежала через тот самый город, по которому меня проносили в раззолоченных носилках… Но твоя спесь отвергла меня. И что ты хочешь теперь?

Придон ощутил, что за него сказало, просто выдохнуло сердце жаркое, как пламя, слово:

– Тебя.

Она покачала головой:

– Это уже не я.

– Не ты? Колдуны подменили твой облик?

Она слабо улыбнулась:

– Хотела бы я, чтобы так случилось. Но это я, Придон. Однако душа моя не здесь. И не с тобой. Ты не видишь, что руки твои в крови? Они обагрены кровью тех, кто меня защищал. И уже никогда не будет так, что меня пронесут в золотых носилках через город, ты увидишь меня впервые… Многое надо было иначе! Почему ты не оглянулся, когда я бежала вслед за тобой и кричала: возьми мое сердце!

Придон смотрел исподлобья.

– Я не верил, – ответил он.

– Не… верил? Почему?

– Это было… слишком… невероятно. Ты, самое ценное, что есть на белом свете, не могла бежать за мной… за моим конем!.. Я решил, что схожу с ума. Я горел в огне. Мне слышались голоса, что глумились надо мной, насмехались… и этот голос… Я и сейчас не верю, что это была ты.

Она сказала грустно:

– То была я, Придон. Я бросила свою гордость под копыта твоего коня.

Он наклонился, поцеловал ее.

– Я люблю тебя. Я умирал без тебя.

– Но сейчас, – договорила она, – я ее не брошу. И моя рана, что ты мне нанес… останется со мной.

Придон вздрогнул, глаза расширились, есть только одна рана: у него между лопатками, но сказать ничего не успел, по ту сторону двери послышался топот. В проеме появился Меклен, по лицу кровь, но держался бодро, за ним еще несколько человек, сразу уставились на Итанию горящими глазами.

Меклен прокричал:

– Тулей из дворца исчез!.. Щецин и Ральсвик с сотней сорвиголов ринулись в погоню!

Придон изменился в лице. Меклен опасливо отшатнулся, Придон рыкнул зло:

– Но… как? Теперь понятно, почему вход никто не защищал!.. Догнать!

Итания сказала негромко, но Придон, Меклен и все артане услышали ее тихий ясный голос:

– Вам его не настигнуть.

– Почему? – спросил Меклен.

– Он ушел подземным ходом, – объяснила Итания. – Меня тоже должны были увести… но не успели.

Придон молчал, спросил Меклен:

– А почему не догнать? Волки умеют догонять овец.

– Эти овцы сразу же обрушат свод, – объяснила Итания. – Ты просто погубишь своих волков. Придон, задержи их… Свод все равно обрушат, там все приготовлено, но хотя бы не погибнут люди.

Меклен хмыкнул, ушел. За ним медленно вышли, жадно оглядываясь на Итанию, разгоряченные боем артане. Придон все так же сидел на краю ложа, вдруг стало страшно, до жути страшно приблизиться. Теперь, когда безумные мечты вдруг стали реальностью, возникло и начало быстро прорастать зернышко страха, что где-то пошло не совсем так, что может все испортить, сломать, разрушить, как ворвавшийся в цветочную лавку горячий артанский конь топчет цветы, даже не понимая, что топчет и ломает.

– Придон, – спросила она, он видел, как сильно она страшится это спросить, щеки покрылись жарким румянцем, – и что ты собираешься… теперь?