Генри Олди - Если герой приходит [СИ litres]

– Я увел Химеру? Рисковал собой ради тебя?

– Да.

– Паломников? Кораблей?

– Да. Ты никогда не признаешься в этом? Будешь отрицать? Понимаю. Скромность тебе не позволит.

– Скромность? Моя владычица Скромность?!

– Конечно. Ты лучше, чем кажешься.

– Я не ждал от тебя чего-то особенного, жеребенок. Я ошибся. Ты Беллерофонт, Метатель-Убийца. Даже слова ты мечешь без промаха. Раз, и они торчат как дротики, в самых уязвимых местах.

– Я не хотел…

– Знаю. И все же ты попал в цель.

– В какую?

– Я бог. У меня много дел. Прощай, Беллерофонт.

– Гермий! Ты где?..

О скрытности я не заботился.

Кто другой крался бы с осторожностью, стараясь не наступать на сухие ветки. Я же просто шел. При моем приближении смолкала перекличка щеглов и вьюрков. В настороженном, притихшем лесу звучали только самозабвенные трели беспечной птички-зеленушки: сочные переливы и характерное «вжжжиииу!» в финале, похожее на звук полета жука. Торопливое шуршание в траве выдавало ящериц – бедолаги спешили убраться подальше.

Нож. Праща. Мешочек с камнями на поясе. Дротик в руке. Трепещите, несчастные! Бегите, покуда целы! Гиппоной-Беллерофонт, Метатель-Убийца вышел на охоту!

Не знаю, как насчет трепета, но удирала мелкая лесная живность с завидной прытью. Скатертью дорога! Табунщикам я сказал, что иду охотиться, но добычи не искал. Меня интересовала одна-единственная добыча: одиночество.

Этим не набьешь живот. Но это успокаивает взбаламученный разум.

Углубившись в лес на три-четыре сотни шагов, я словно погрузился под воду. Звуки отдалились, сделались глухой невнятицей, смолкли. Ни на чем не задерживаясь, взгляд равнодушно скользил по стволам буков и ясеней, миртовым зарослям, ковру папоротника. Увиденное не откладывалось в памяти, превращалось в размытый фон, тряпку, застиранную до полной потери цвета. Вокруг царили ароматы можжевельника и цветущей лантаны. Их перебивал запах свежих грибов, но мой нос дышал всем этим с отменным безразличием.

А может быть, я забыл о том, что надо дышать.

Мыслями и чувствами я был не здесь. Как наяву, я вновь перенесся на остров, заключенный в кольцо тумана. Дом Хрисаора. Смех Каллирои. Вино в ее чаше. Касания. Прохлада кожи. Жар объятий. Вода; кипяток. «Ну ты точно дурак!» Волны, в которых я тонул. Волны, которые качали нас…

Смеетесь? Ваше дело.

Каждую ночь после моего возвращения Каллироя приходила ко мне в снах. Эти сны отличались от прежних, где были Горгоны и великан. Здесь была только Каллироя, никого, кроме нее. Остров, пенная полоса прибоя, береговые утесы, глыбы стен, крыша дома – все виделось смутными тенями, намеками, мглистыми очертаниями.

Необязательно. Неважно. Не имеет значения.

Только она.

Морскую воду пить нельзя. Океанскую, должно быть, тоже. А я пил, захлебывался и все не мог утолить жажду.

Ты манишь, Каллироя. Зовешь. Но когда я, замирая от сладостного предвкушения, спешу к тебе со всех ног, тянусь, хочу взять за руку, увести за собой, ты отдаляешься, исчезаешь, растворяешься в тумане. Тень среди теней, а вот уже и тени нет, есть только пробуждение.

Стыдно признаться, но я лечил подобное подобным. Пытался забыться в объятиях Филомелы. Других служанок. Рабынь, согласных на все. Я любил их яростно, до изнеможения, будто не любил, а воевал. Надеялся, что похоть или усталость вытеснят твой образ, Каллироя.

Не вышло.

Рабыни шептались. Шептались и служанки. Филомела охладела ко мне, хотя и не отказывала в утехах. С ревнивой мальчишеской обидой я полагал, что виной тому Хрисаор. Ну конечно! Великан ублажил девчонку так, как мне, замухрышке, и не снилось! Чепуха, глупости. Безошибочным женским чутьем Филомела чувствовала, знала, понимала: как бы ни сплетались наши тела, стремясь стать единым целым, я был не здесь, не с ней.

Я вожделел другую. Какой женщине это понравится?

Отъезд к табунщикам я воспринял как избавление, подарок судьбы. Надеялся, что вольная «лошадиная» жизнь даст мне то, что не смогли дать все женщины дворца. Я даже проспал первую ночь без сновидений.

Потом все вернулось. Океанида топила меня в себе.

Где ты, остров? Без тебя я сойду с ума. Увидеть Каллирою, остаться с ней навсегда – ничего другого я не желал с такой испепеляющей страстью. И с кристальной ясностью отчаяния понимал: слово «навсегда» – прах, пустые мечты. Но снова посетить остров – это же я могу? Я был там с Каллироей; был и раньше, когда меня едва не разорвали Горгоны.

Как превратить дважды в трижды?!

Укротить Пегаса? Не помешай мне у источника Афина, я бы мог сейчас полететь к Каллирое на крылатом коне.

Полет! Как я сразу об этом не подумал? Для Персея, когда он отправлялся убивать Медузу Горгону, Афина выпросила у Гермия его крылатые сандалии. Об этом поют все рапсоды на всех перекрестках. Медуза жила на острове, где теперь обитает Хрисаор. Раз Персей – смертный, не бог! – туда долетел, значит, и я смогу! Надо же, какое совпадение: мои боги-покровители – Гермес и Афина…

Разве это не удача?! Не знамение судьбы?!

Обратиться к Гермию? Попросить Афину, чтобы уговорила его? Ну, как с Персеем? Гермий сестру-богиню скорее послушает, чем меня…

Я запнулся о толстенный корень, некстати вылезший из земли. Потер ушибленный палец. Боль живо напомнила, кто я есть на самом деле. Персей? Сын Зевса?! Раскатал губу, болван! Есть ли твоим покровителям хоть какое-то дело до тебя? Афина после источника вообще ни разу не являлась. Гермий… Я вспомнил недавний разговор с лукавым богом. До того он не посещал меня больше года. «Прощай, Беллерофонт,» – и нет его, исчез. Надолго? Навеки? В любом случае, крылатые сандалии он мне не одолжит. Даже просить не стоит. Вот если бы меня отправляли на подвиг, тогда другое дело.

Боги не помогут, внук Сизифа. Выкручивайся сам.

До острова не дойти, не доплыть, не долететь. Что остается? – только радуга. Два конца золотого огнистого лука ждут, когда я натяну тетиву. Мне угрожала смертью львица – явился Хрисаор. Хрисаора топила Каллироя – явился я. Тот еще спаситель, конечно! Однако нельзя отрицать, что дурень Гиппоной сумел утихомирить разбушевавшуюся океаниду. Великану, небось, и в голову бы не пришло извиняться, просить прощения. Сражался бы до конца и утонул в итоге – или пришиб океаниду насмерть. А так все хорошо закончилось…

Хорошо? Замечательно! Лучше и быть не может!

Глупо надеяться, что великан снова попадет в передрягу и нас поменяют местами. Скорее уж я во что-нибудь влипну. Впрочем, за шестнадцать лет мы оба нечасто бегали по радуге туда-сюда. Ждать следующего случая можно до погребального костра. Но как же было бы здорово, а? Смертельная опасность, я на волосок от гибели – и вот, пожалуйста! Пускай мы поменяемся местами на краткий срок, ничего, я согласен. Объяснюсь с Каллироей, может, она в наш залив приплывет…