Ирада Нури - Шанталь. Ход королевы [litres]

В горле пересохло, что-то в груди болезненно сжалось. Заговор против «короля» был уже сам по себе делом немыслимым, небывалым, и тем, кто решил рискнуть собственной шеей и подставить не только себя, но и остальных, кто ни сном ни духом не ведал о том, какая гроза разразится в скором времени, следовало бы крепко подумать, прежде чем делать какие-то шаги. Рыжий Ангус, вот уже больше восьми лет единолично правящий западным братством, отличался не только медвежьей силой, но и почти такой же злопамятностью. Он ни за что не простит предателей.

Желая разобраться в происходящем до того, как встретится лицом к лицу с крайне подозрительным шотландцем, Патрис отправился в обход на другую сторону острова в поисках того, кто мог бы пролить каплю света на всю эту темную историю.

Сын баска и еврейки Фэйзил Бут, чье имя было известно не менее, чем имя «короля», а вот внушало ужас побольше, чем Рыжего Ангуса, был, пожалуй, самой загадочной фигурой на острове, добровольно встречаться с которой рискнул бы только сумасшедший. Будучи хозяином игорного дома, двух борделей и нескольких питейных лавок на Тахмиле, он знал всё и обо всем. Подобно гигантскому пауку, он искусно плел паутину тайн и интриг, в которую наивно попадались те, кто имел глупость довериться этому безобидному с виду человеку. Благодаря крепкому спиртному и продажным девицам, умеющим развязывать языки, он был кладезем бесценной информации и не брезговал торговать ею в собственных целях, держа в своих цепких щупальцах сотни, а то и тысячи душ, попавшихся в умело расставленные сети.

Патрис был единственным, кого связывали с этим страшным человеком узы, отдаленно напоминающие дружеские, и только он один мог не бояться обратиться к нему за помощью в любое время суток.

О природе их отношений ходили разные слухи, но правду знали лишь единицы, да и то предпочитали помалкивать, чтобы не усугубить свое и без того непростое положение на острове.

Фэйзила он нашел в его рабочем кабинете на втором этаже публичного дома, сидящим за широким письменным столом и что-то записывающим в толстую тетрадь, обтянутую тисненой кожей. И уже в который раз поразился тому, насколько сильно отличалась его внешняя оболочка от внутреннего содержания.

Отдающий предпочтение ярким, кричащим цветам, Фэйзил и на этот раз не изменил собственному вкусу, нарядившись в богато украшенный лентами ярко-пурпурный камзол, изумрудно-зеленые бриджи и цыплячьего цвета чулки, подвязанные крест-накрест бантами из алого бархата. Точно такой же бант украшал пышную пену белого кружева его сорочки, полностью скрывая под собой ассиметрично вытянутую шею, узкие покатые плечи и удивительно впалую грудь. Обличье шута, призванное вводить в заблуждение, надежно скрывая то, что находилось глубоко под ним, и только самая экстраординарная личность смогла бы разглядеть под всей этой несуразной мишурой и нелепицей незаурядный ум, жестокость и коварство.

Большую голову с неправильным черепом покрывал неизменный укороченный парик «бинет» светло-русого цвета с тремя рядами буклей по бокам, а на гладко выбритом лице почти без ресниц и бровей над близко посаженными серыми глазами, сильно напомаженном и нарумяненном, особо выделялась черная родинка, расположенная прямо над большим ртом с тонкими губами, презрительно кривящимися всякий раз, когда их хозяина что-то раздражало. И, вот уже в который раз глядя на сидящего перед собой человека, Патрис невольно поразился тому, как такой человек, как Бут, мог однажды произвести на свет…

Почувствовав тяжесть в груди при нахлынувших воспоминаниях, капитан поспешил загнать их обратно в закрома памяти так глубоко, как только мог. Обстановка борделя мало соответствовала чистому и нежному образу, все еще лелеемому в его огрубевшей, познавшей много горя душе.

Не было никаких радостных приветствий и дружеских объятий после долгой разлуки. Даже не отложив пера, Фэйзил лишь слегка приподнял голову, но взгляд его, искоса брошенный на молодого человека, едва заметно смягчился и потеплел – единственное, что позволяло предположить, что он все же рад этой встрече. Чуть кивнув в сторону свободного стула, он, не произнеся ни звука, следил за тем, как Патрис садится, предоставляя ему возможность заговорить первым, что тот и сделал, развернув полученную записку и бросая ее на стол:

– Только один вопрос: что происходит?

Разговор с Бутом оказался непростым. То, что удалось выяснить, облегчения не принесло, заговор действительно существовал, и те, кто мечтал свергнуть «короля» и занять его место, времени зря не теряли и усиленно готовились к решающему удару. Рыжий Ангус, сильно пострадавший во время последней вылазки, получил серьезное ранение в грудь, которое при отсутствии должного ухода с каждым днем сильнее подтачивало его силы. Всего несколько дней, и этот человек-медведь, одно только имя которого способно было внушить ужас и бывалому смельчаку, лишится острых когтей и станет абсолютно беспомощным перед стаей шакалов, готовых вонзить зубы в вожака, столько лет их кормившего и защищающего.

Дорогу до крепости Патрис преодолел как во сне, в ушах все еще слышались последние слова Бута: «Ангуса уже не спасти. Тебе следует поспешить и успеть выразить свое почтение следующему «королю», которым негласно называют грека Стазиса из Эпира. Поверь, с ним тебе лучше дружить».

Патрис несколько раз встречался со Стазисом во время сходок, требующих присутствия опытных капитанов, и то, что он о нем знал, не вызывало никаких иных чувств, кроме отвращения. За греком уже давно прочно закрепилась слава жестокого садиста и изверга, получающего настоящее удовольствие, мучая и издеваясь над пленниками, среди которых встречались старики, женщины и дети. Он никогда не требовал выкупа за заложников, он предпочитал их убивать, с восторгом поскуливая при виде их предсмертной агонии. Представить невозможно, во что превратится это чудовище после того, как получит власть, еще больше развязывающую его и без того обагренные кровью невинных руки.

Переступив порог огромной общей залы, где в этот момент собрались члены совета и наиболее уважаемые капитаны со своими телохранителями, Патрис замер на миг, отыскивая взглядом своих людей. Их он увидел сидящими в конце стола по левую руку от кресла, в котором полулежал бледный как смерть «король». Всего на мгновение их взгляды встретились, и Патрис понял: Ангусу известно о заговоре. Однако, читая приговор в лицах тех, кого сам же приблизил к себе, так просто вожак сдаваться не собирался.

– Разрази меня гром, если это не тот самый мальчишка, который однажды едва не окочурился на моих руках! Патрис, мальчик мой, как же я рад тебя видеть! Наслышан, наслышан о твоих подвигах. Горжусь! – сжав зубы, гордый шотландец, не имея сил встать, поднял руку в приветственном жесте. Его зычный голос прокатился по залу, заставив присутствующих замолчать и обратить взоры на новоприбывшего. – Эй, кто-нибудь! Принесите-ка стул капитану. Он заслужил право сидеть за одним столом с королем, – продолжил он, не спуская глаз с гостя.