Виктор Кораблев - Королевства изгоев

— Комары, — ответил он. — Я извиняюсь, а вы кто?

— Фургона не видишь? Купец я маршрутный, из Ассоциации. Лучше скажи, где конюшня.

— За углом кампуса.

— А, точно, — сказал торговец и дернул какой-то рычаг.

В землю врезались тормозные сошки фургона, а в упряжи что-то щелкнуло. Лошади прошли вперед.

Парень заметил, что они остались скреплены друг с другом, но их это нисколько не смущало. Животные спокойно завернули за угол, будто понимая, куда им надо.

— С них разве не надо снять сбрую? — удивленно спросил Ред.

Вответ ему гулко хмыкнули.

— Да я этих скотов прорву лет развести по углам пытаюсь. Они даже без привязи ходят как прилипшие, им, похоже, так спокойнее, — махнул рукой купец. — Ладно, пошли внутрь, пока этот торопыга делов не наворотил. Я, кстати, Симон, меня еще за глаза кличут Луковицей, — представился торговец.

— А я Редрик, сын Лоуренса Маккройда.

Парню показалось, что глаза старого Симона под мощными бровями блеснули слабой теплотой. Да и его бородатое лицо слегка разгладилось.

— Вымахал ты. Помню тебя еще карапузом — все норовил мне в свой год с небольшим открутить мизинец, цеплялся, словно обезьянка за ветку, — сказал он, демонстрируя самый большой мизинец, что Ред видел за свою короткую жизнь.

Даже несмотря на то, что рука была в перчатке, сразу становилось понятно, что кулак у старого Луковицы размером с литровую кружку, если не больше. Да и оглядев Симона целиком, он удивился одновременной нескладности и огромности старика.

Положение его головы указывало на то, что он горбун, но с таким-то ростом…

— Сколько прошло-то, лет десять? Одиннадцать? Да в тебе почти метр семьдесят, вот же дети растут, — говорил старик, почесывая бороду.

Редрик не помнил этого, правда, он не помнил ничего связного вплоть лет до трех-четырех. Он пожал протянутый мизинец. Кожа перчатки была жесткой.

— Что ж, будем знакомы, — сказал Редрик.

Луковица улыбнулся и опустил руку.

— Ладно, хватит приветствий. Открывай — делом займемся, пока есть время.

Ред в недоумении подошел к двери и дернул ручку. Заперто.

— Как так-то? — пробурчал парень, борясь со складками своей хламиды, пытаясь добраться до кармана с ключами.

— А чего ты ждал, это только для него нет запертых дверей.

Ред провернул ключ и отпер двери магазина. У прилавка стоял уже сбросивший плащ на пол человек. Одежды его были цвета свежевыпавшего снега. Незнакомец быстро водил свинцовым карандашом по страницам конторского журнала их лавки.

— Ну, разве что этим могут похвастать еще теневые воры из Абуля и лунные танцоры, ну и все, вроде. Парень, не стой в проходе, — продолжало доноситься сзади. — Вот что за человек, мохер по полу валяет.

Человек в белом пожал плечами и, что-то чиркнув напоследок, отложил журнал. Потирая глаза, он повернулся к входящим и пожаловался:

— Бухгалтерию тут ведет безграмотный невежда, — он посмотрел на Редрика. — Это ты сводил отчетность за последний месяц?

В ответ тот тупо кивнул и сразу почувствовал, как его поднимают и ставят сбоку от дверного проема.

— Сделай парню скидку, ему всего то лет тринадцать, и то неполных, — сказал Симон, входя в лавку и поднимая с пола плащ.

Темные глаза оценивающе мазнули по Реду. Человек у прилавка хмыкнул:

— Все равно, так себе. Там просчет процентов на семь. Плохо. Ну, разве что ты тут спекулируешь помаленьку.

Редрик напрягся. Отец и правда научил его ремеслу двойной бухгалтерии, заставляя им пользоваться при любой возможности, хоть Реду это и не нравилось. Обман — он всегда обман.

— Если семь в месяц, то это покрывает подоходный налог, плюс налог на одного рабочего, плюс мелочь, — почесал бороду Луковица.

«Свалились же в ночи на голову, грамотеи, блин…» — думал Ред, бросая взгляд то на одного, то на другого.

— Даже так? — услышал он удивленную интонацию. — Ну, тогда все сходится, мое почтение, парень, — сказал человек в белом и плюхнулся на диван у стены с дверью, ведущей на гостиничную кухню.

Достав из-за пазухи небольшую книжку, он немигающим взглядом уставился в нее.

— Что, чего? — только и смог пролепетать Редрик.

— Чего-чего, обсчет налоговиков, притом таких злых, как местные — дело правое. Вон даже Странник такое поощряет.

— Странник, — словно утверждая для себя какую-то истину, медленно произнес Ред.

Он взглянул на живой миф, что увлеченно читал, лежа на кушетке в лавке его отца. Странник двинул одним глазом, будто ящерица, уставившись им на парня.

— Пялиться невежливо, — наставительно сказал он.

У Реда вспотели ладони.

— Что читаете? — выпалил он не задумываясь.

Глаз Странника снова вернулся к книге.

— Эльфийскую романтическую беллетристику. Раритетную, — подчеркнул он. — Еще периода свободной любви. Не понимаю, на кой ляд этому… — он взглянул на обложку — …Пестику Подберезовику, вот же имена у них… сдалась тогда романтика. Там баб вокруг было доступных — хоть режь, хоть складируй, и все красотки, — говорил он, стуча рукой по страницам.

— По ходу этот твой Подберезовик пестиком не вышел. А? — сказал, прищурившись Симон и показал пальцем на Странника, поднеся руку близко к своему лицу.

Странник вернул ему жест.

— А-а-а! — протянули они в один голос с ехидной интонацией.

— Ну, не знаю. Как мне известно, у эльфов поголовно такой недуг. Но этот свои тексты стелет так гладко, словно постель молодым перед брачной ночью. Да и как? — поднял брови Странник. — Из ландышей и легких снов. Складно пишет, красиво. Правда, на эльфийском.

— А что с эльфийским-то? — поинтересовался Симон, что уже подошел к прилавку и раскрыл журнал.

— Как что? — негодующе повысил голос Странник, вырвав страницу. — Тут на целом листе диалог двух баб из трех реплик, и то — про ухаживание за мачтовой сосной, — жаловался он, комкая и отправляя себе в рот не понравившийся фрагмент. — Интерлюдия про лесное хозяйство, мать его.

— А вдруг это просто долгая аллегория такая, — хмыкнул Симон. — Ты их старые дорожные грамоты не видел. Бобина толщиной с мою руку, — говорил торговец, вписывая пару строк в журнал. — Ладно, Родя, пошли разгружать фургон, а то заговорились мы тут.

— Мне нужна комната, — резко ударил книгой об пол Странник.

Симон посмотрел на Реда, покивал и многозначительно поднял брови. Редрик, все поняв, как ему показалось, заговорил:

— У нас в кампусе лучшим номером считается судейский. Там все обустроено под стать лордам или высоким чиновникам.

Послышался скрип половиц, из заднего помещения вышел Лоуренс. Он посмотрел на Реда почти незрячим от пьяного кумара взглядом, затем хрипло просипел:

— Родя, ты вменяемый? Какой лучший номер? Кому?

Странник резко сел на кушетке и ожидающе похлопал себя книгой по бедру. Глаза Лоуренса резко стали зрячими, он выровнялся, словно струна, и четко, будто его вмиг отпустило все выпитое, стал чеканить слова: