Гарри Гаррисон - Молот и Крест [litres]

В одно прекрасное утро они открыли, что сопровождающие попросту сбежали ночью, наверняка проклиная своих господ за поражение и не видя причины терпеть поганый язык Альфгара и приступы ярости Даниила. Охрана прихватила с собой деньги, лошадей и продовольствие. Тогда двое устремились через поля к ближайшему церковному шпилю. Даниил заверил: как только он доберется до настоятеля, епископской властью добудет и пропитание, и коней. Он заблуждался. Село перепугалось, и керлы покинули на лето свои дома, построив убежища в лиственном лесу. Местный священник действительно признал в Данииле достаточно высокое начальство, убедив прихожан не убивать путников и даже оставить епископу перстень, крест и позолоченное навершие патерицы. Все остальное у них отобрали, включая оружие и серебряные браслеты Альфгара. После этого беглецы три ночи кряду провели в холоде, голоде и страхе.

И все-таки Альфгар был дитя болот, не отличаясь в этом смысле от своего единоутробного брата и недруга Шефа. Он мог сплести из ивовых прутьев ловушку для угрей, умел ловить рыбу с помощью нитки и заколки от плаща. Оба постепенно перестали надеяться на помощь и положились исключительно на себя. На пятый день странствия Альфгар выкрал из нерадиво охранявшегося стойла пару лошадей, а также пастушеский нож и кишевшее блохами одеяло. Им стало полегче, но настроение не улучшилось.

У брода через Ли они повстречали купца, который уважительно отнесся к перстню и кресту Даниила и сообщил новость о высадке франков. Это изменило планы беглецов.

– Церковь не бросает своих слуг, – заявил Даниил с глазами красными от злобы и усталости. – Я знал, что кара падет, только не ведал когда и откуда. И вот благочестивый король Карл во славу Господа явился, дабы восстановить веру. Мы пойдем к нему и доложим о тех, кого он должен наказать: язычниках, еретиках, маловерах. Тогда нечестивые служители Пути и неблагодарные приспешники Альфреда изведают на себе, что Божьи жернова мелят медленно, зато до последнего зерна.

– Куда же идти? – угрюмо спросил Альфгар, который не хотел подчиняться Даниилу, но с нетерпением ждал возможности снова примкнуть к побеждающей стороне и отомстить вору, похитителю жен, укравшему сперва его женщину, затем – его шайры, а после – все ту же самую женщину. Он сто раз на дню вспоминал, дрожа от стыда, как пробудился с березовыми прутьями в руке и в окружении любопытных лиц. «Ты что же, ничего не слышал? Он забрал твою женщину. Связал отца, безрукого и безногого, но тебя оставил просто лежать, как лежал. А ты и не проснулся?»

– Франкский флот пересек Узкое море и высадился в Кенте, – ответил Даниил. – Неподалеку от епархии Святого Августина в Кентербери. Они разбили лагерь в местечке под названием Гастингс.

Отдав на неторопливое шестидневное разорение захваченный Гастингс, король франков Карл Лысый восседал в седле, взирал на стены Кентербери и ждал, когда до него доберется процессия, которая выходила через распахнутые ворота. Он был вполне уверен в дальнейшем и знал, что это за люди. Возглавляли шествие хоругвеносцы; другие монахи пели и размахивали кадилами. За ними несли кресло с седобородым старцем, облаченным в пурпурное и белое, покачивавшим высокой митрой: то был, конечно, архиепископ Кентерберийский, примас Англии. Впрочем, подумал Карл, в стане франков находится Вульфхер, архиепископ Йоркский, который наверняка бы оспорил это превосходство. Быть может, стоило прихватить его, чтобы старые дурни разобрались на кулаках.

– Как его звать? – спросил он у коннетабля [47] Во Франции до XVII в. одно из высших должностных лиц – командующий армией. Годфруа.

Годфруа, как и его король, непринужденно держался в глубоком седле с высокими луками, вставив ноги в стальные стремена. Он возвел очи к небу:

– Кеолнот. Архиепископ Кантварбиригский… Боже, ну и язык.

Наконец процессия достигла цели, допела псалмы. Носильщики опустили кресло. Старик выбрался из него и шагнул навстречу грозной фигуре – железному человеку на закованном в латы коне. Позади короля небо заволоклось дымом пылавших деревень. Старик заговорил.

Немного погодя король поднял руку в латной рукавице и повернулся налево, к папскому легату Астольфо Ломбардийскому, священнику без епархии – пока.

– Что он лопочет?

– Понятия не имею, – пожал плечами легат. – Похоже на английский язык.

– Попробуй на латыни.

Легат непринужденно и бегло заговорил на римской латыни – разумеется, обновленной, на какой изъяснялись нынешние жители древнего города. Кеолнот, учивший латынь по книгам, слушал с непонимающим лицом.

– Только не говори мне, что он и латыни не знает.

Легат снова пожал плечами, не обращая внимания на сумбурные попытки Кеолнота ответить.

– Вот она, английская Церковь! Мы и не подозревали, что дела в ней настолько плохи. Священники и епископы одеты не канонически. Литургия устарела. Духовенство молится по-английски, потому что не знает латыни. В своем безрассудстве они даже переложили Божье слово на свое варварское наречие. А взять их святых! Как можно чтить имена вроде Виллиброрд, Кинехельм, а то и Фрайдсвайд! Сдается мне, что после моего доклада его святейшество лишит здешних иерархов всякой власти.

– А дальше?

– Тут возникнет новая провинция, напрямую подчиненная Риму. Все сборы направятся в Рим. Конечно, я говорю о духовных податях – десятине, плате за крещение с отпеванием и за святые дары. Что же касается самой земли, которая есть собственность мирских лендлордов, то владеть ею должны секулярные правители. А также их слуги.

Король, легат и коннетабль обменялись взглядами, исполненными глубокого и удовлетворенного понимания.

– Прекрасно, – молвил Карл. – Гляди-ка, борода нашел попика помоложе, который немного смыслит в латыни. Скажи ему, чего мы хотим.

Глаза Кеолнота расширялись от ужаса по мере того, как длился и длился нескончаемый список: возмещение ущерба, поставки продовольствия, плата за охрану города от разорения, предоставление заложников, выделение работников для немедленной постройки форта, где разместится франкский гарнизон.

– Да он же обращается с нами, как с побежденным врагом, – заикаясь, сказал Кеолнот служке-толмачу. – Но мы ему не враги! Его враги – язычники. Короля призвал мой йоркский собрат, достопочтенный епископ Уинчестерский. Объясни его величеству, кто я такой. Скажи, что он ошибся.

Карл, уже собравшийся ехать к сотне ожидавших его латных всадников, уловил тон Кеолнота, хотя и не понял слов. Он не был просвещенным человеком, да этого и не требовала франкская военно-аристократическая среда. В юности он немного обучился латыни и запомнил пару глав из «Истории Рима» Тита Ливия.