Гарри Гаррисон - Молот и Крест [litres]

– Он не знает подлинной цели твоего плавания? – спросил Торвин.

– Нет, – покачал головой Бранд.

– Но ты передал ему новости?

– Передал и получил. Весть о том, что тут произошло, долетела до всех жрецов Пути в северных краях, и они донесут ее до последователей. Она достигла Бирки и Каупанга, Скирингссала и Трондса.

– Значит, мы можем ждать подкрепления, – сказал служитель Тира Гейрульф.

– С такими деньгами, что были привезены домой, да историями, которые рассказывает каждый скальд, можете не сомневаться: любой воин Пути, который способен снарядить корабль, будет искать здесь работу. И любой жрец, не связанный делами. Да и амулеты нацепят многие, надеясь на лучшее. Найдутся и лжецы, ничуть не верующие, но с ними можно разобраться. Есть дело поважнее.

Бранд помедлил, обозревая кольцо заинтересованных лиц.

– В Каупанге, едва я вернулся домой, мне встретился жрец Виглейк.

– Тот Виглейк, что славен прозрениями? – напряженно спросил Фарман.

– Точно. Он созвал на конклав жрецов из Норвегии и Южной Швеции. Сообщил им – и мне, – что обеспокоен.

– Чем?

– Многим. Теперь он, как и мы, убежден, что средоточием перемен является юный Шеф. Он даже – опять же как мы – подумал, что Шеф – тот самый, кем он назвался, когда повстречался с тобой, Торвин: тот, кто придет с севера.

Бранд снова оглядел собравшихся. Все взоры были прикованы к нему.

– И тем не менее если это правда, то обстоятельства совершенно не те, каких ожидали даже мудрейшие из нас. Виглейк говорит, что он, во-первых, не норманн. Его мать – англичанка.

Пожатие плечами.

– Мало ли таких, – сказал Вестмунд. – Англичанка, ирландка. Моя бабка была лопаркой.

– Это не все. Он был воспитан в христианской вере. Его крестили.

На сей раз растекся удивленный гул.

– Мы видели рубцы у него на спине, – подал голос Торвин. – Он, как и мы, ненавидит христиан. Нет, это даже не ненависть. Шеф считает их недоумками.

– Ладно. Но загвоздка в том, что он не взял амулет. Он не верит в нас. Его посещают видения, Торвин, или так он тебе сказал. Но он не думает, что прозревает иной мир.

Теперь собравшиеся притихли, и взгляды медленно обратились к Торвину. Жрец Тора почесал в бороде:

– Хорошо, пусть так. Но его не назовешь и неверующим. Если мы спросим, он скажет, что человек с амулетом языческого бога, как выражаются христиане, не может править христианами даже тот срок, который понадобится им для смены веры. Он заявит, что ношение амулета не связано с верой и было бы ошибкой – все равно что ковать железо, пока оно не раскалилось. И он не знает, какой ему нужен амулет.

– Я знаю, – промолвил Бранд. – Я понял и сказал это в прошлом году, когда он впервые убил человека.

– Я тоже так думаю, – согласился Торвин. – Он должен носить копье Одина, Бога Повешенных, Предателя Воинов. Только такой человек мог отправить на смерть родного отца. Но он, будь он здесь, сказал бы на это, что другого выхода не было.

– Виглейк только гадает? – вдруг осведомился Фарман. – Или у него есть некое послание от богов?

Бранд молча вынул из-за пазухи стопку тонких дощечек, завернутых в тюленью шкуру, и передал собранию. На дереве были вырезаны и наполнены чернилами руны. Торвин медленно пробежал их глазами; Гейрульф и Скальдфинн придвинулись ближе, чтобы тоже взглянуть. По мере чтения все трое помрачнели.

– Виглейк кое-что увидел, – наконец сказал Торвин. – Бранд, ты знаешь притчу о мельнице Фроди?

Воевода помотал головой.

– Триста лет назад в Дании жил король по имени Фроди. Говорят, что была у него волшебная мельница, из которой вместо муки сыпались мир, достаток и плодородие. Мы считаем, что это была мельница новых знаний. Для работы на мельнице он держал двух рабынь-великанш по имени Фенья и Менья. Но Фроди так хотелось подарить своему народу долгий мир и благополучие, что он не давал великаншам передохнуть, как бы те ни просили.

Сочным голосом Торвин затянул песнь:

Тогда рабыни разгневались и вспомнили, что в их жилах течет кровь исполинов. Вместо мира, достатка и плодородия они начали вымаливать пламя, кровь и воинов. А ночью пришли враги и уничтожили Фроди вместе с его королевством, и волшебная мельница исчезла навсегда. Вот что увидел Виглейк. Он хочет сказать, что даже в погоне за новым знанием можно зайти слишком далеко, если мир к нему не готов. Железо куют, пока горячо. Но иногда мехи раздувают слишком долго и яростно.

Повисло долгое молчание. Затем Бранд нехотя изготовился ответить.

– Лучше я расскажу, – молвил он, – о намерениях, которыми ярл Скьеф Сигвардссон поделился со мной нынче утром. А уж вы решайте, совпадают ли они с прозрениями Виглейка.

Несколько дней спустя Бранд стоял и глазел на огромный камень, давно вросший в луг неподалеку от места, где раскисшая гатевая дорога, что шла от Или, выходила на раскинувшиеся за Марчем поля.

На том камне были вытесаны зубилом затейливые рунические письмена, их края не успело сгладить время. Шеф легонько дотронулся пальцами:

– Я сочинил это сам на твоем языке, как научил меня Гейрульф. Вот что гласят руны:

А наверху стоит имя: «Ярл Сигвард».

Бранд крякнул, раздираемый сомнениями. Он не любил Сигварда. Но все-таки тот достойно пережил гибель единственного сына. И безусловно, спас второго и армию Пути заодно, претерпев мучения в свою последнюю ночь.

– Что ж, – произнес он в итоге, – у него есть bautasteinn [42] Надгробный камень. , и это правильно. Старая пословица гласит: «Немногие камни устоят, если сыны их не поправят». Но ведь убили его не здесь?

– Не здесь, – подтвердил Шеф. – Его убили на болоте. Наверное, мой второй отец, Вульфгар, не дотерпел до твердой суши. – Он скривил рот и сплюнул в траву. – Но отсюда Сигварда будет видно с болот на шесть дней пути. Кроме того, я хочу, чтобы ты полюбовался еще и на это…

Он с ухмылкой повернулся и махнул рукой в сторону чуть обозначенной возвышенности, которая восходила к Марчу. Оттуда раздался шум, как будто вдруг завизжал десяток закалываемых свиней. Бранд подхватил с земли топор и стал высматривать засевшего в засаде врага.

На разъезженную дорогу вышла колонна волынщиков по четверо в ряд. Они усердно надували щеки. Тревога Бранда улеглась, и он различил впереди знакомое лицо Квикки, бывшего раба из обители Святого Гутлака в Кроуленде.

– Одно и то же дудят, – прогремел Бранд, стараясь перекрыть вой. – Твоя затея?

Шеф помотал головой и указал пальцем на волынщиков: