Дмитрий Емец - Последний стожар [litres]

– Да.

– На самом деле сдуватель не шприц, а симбиоз двух простейших магических существ. Сама трубочка – это растение, а иголка с крошечным сердцем-насосом – животное. Незаметно пронеси с собой сдуватель , вонзи его в дракона, уйди из Магзо совершенно чистенький, с невинными глазками – и высасывай себе рыжьё издали, пока не заметят, что дракон заболел. А ведь это могут и через неделю заметить, когда дракон уже вконец ослабел.

– И Настасья Николаевна отсекала таких фруктов ещё на подлёте! – восторженно воскликнул Юстик.

– Да. Именно этим Николавна и занималась. Там-то её нюх и развился! – поддразнивая его, сказал Бермята. – Ну а задерживали всё это жульё уже атланты… Я влюбился в неё… сам не знаю почему… в ней было какое-то противоречие… мой мозг не мог его разгадать! Очень красивая и одновременно… Михайло Ломоносов какой-то, заблудившийся в теле прекраснейшей женщины… не знаю, как это передать… Порой мне хотелось треснуть её по макушке, чтобы в ней пробудилось что-то простое такое, женское… Я понятно объясняю?

– Более или менее.

– А как трудно с ней было разговаривать! Я, например, говорю: «Волга – река». А она: «Волга не река». – «А что?» – «Система восьми водохранилищ». И так во всём!.. Или вот лежит пирожное, я говорю: «Половину съедим!» А она говорит: «Нет! Половину оставим!» Ну хоть лбом об стену бейся! И о чём тут спорить?

– Ты за ней ухаживал?

– Само собой. Дарил бесплатные звёзды и куда более дорогостоящие аленькие цветочки по двадцать магров за штуку. А она всё никак не могла определиться, любит ли она меня. Она же всё вечно анализирует… И вот у нас были с ней разговоры! Чеховские такие, в стиле этого музея, не просто же так она здесь поселилась… Помню, Настя сидит, уткнувшись носом в цветок, и часами бубнит: «Я что-то к тебе чувствую, но любовь ли это… как бы узнать? Параметры! Мне нужны параметры!» Потом мне наконец стало казаться, что лёд тронулся… Ещё немного, ещё чуть-чуть…

– …И ПОБЕДА! – восторженно воскликнул Юстик.

Бермята свет Васильевич творчески взлохматил свои вихры:

– Как бы не так… В общем, свалилась тут на мою голову одна ведьмочка из сказочниц-полукровок. Русалки у неё в крови и ещё кто-то. Подошла узнать про драконов… «Ах! Какая чешуя! Молодой человек, позвольте я посмотрюсь в ваши глаза, чтобы поправить причёску!» Ну и завертелось! Две недели мы с ней встречались, а потом ведьмочка куда-то сгинула, и остался я и без ведьмочки, и без Насти. Ну и ладно! Обойдусь как-нибудь! Мне никто не нужен! – Бермята ударил кулаком по дивану. – Эх! С детства я говорил себе: «Я должен спасти мир, защитить дракона и получить принцессу!» А теперь говорю: «Может, мне махнуть рукой на спасение мира и на принцессу? Сосредоточиться только на защите драконов? Это у меня лучше получается».

Ева, долго слушавшая их разговор молча, подумала про своего папу. Может, и там была какая-нибудь ведьмочка, недоубитая сосулькой, которую папа сшибал с крыши небоскрёба? Сложно всё в этом мире! Люди только и делают, что друг друга обижают, а потом друг на друга дуются. Она опасливо покосилась на Настасью:

– А она не того… не слышит?

Бермята взглянул на часы:

– Автоспатокинез – штука крепкая. Короче, потом Настя ушла из Магзо и занялась частной практикой. Она хороший зоомаг, но для зоомага она… мм… слишком деятельна! Зоомаг – личность созерцательная, часами должен вглядываться в зверушку, чтобы понять, что с ней не так.

– А ты бросил драконов и ушёл с Настасьей? – вмешалась Ева.

– Я не смог без неё. Заскучал… Ей нужен был помощник. Разумеется, уже на правах друга и личности абсолютно посторонней, потому что она меня не простила и никогда не простит, – Бермята опять ткнул кулаком ни в чём не виноватый диван. – Она очень упорная. Хотя, я подозреваю, что быть несчастной ей выгодно. Куча дополнительных бонусов… Если тебе не хочется ничего менять, можно сказать себе, что меня все предали и всё такое прочее… Но в Магзо я до сих пор бываю. Куда ж мои дракончики без меня?

– Всё будет хорошо! – сказала Ева.

Бермята усмехнулся, коснулся плеча Евы, и её обдало теплотой и дружелюбием.

– А с ней вы такой способ не пробовали? – спросила Ева.

– Нет. Она про него знает. И потом это же всё не то… – Бермята махнул рукой и, определённо желая сменить тему, взял с колен Евы телефон. – Давай я его поуговариваю!.. Иногда получается… Ты хочешь кушать… ты мой бедненький, я знаю, тебя никто не жалеет…

Ева случайно взглянула на шкалу зарядки.

– Мама! – воскликнула она, выхватывая из рук у Бермяты разогревшийся аппарат. – Сто процентов!

– Кажется, мы переборщили. Батарея может взорваться. Лучше мы его чуть охладим!.. Телефон! Ты просто предмет! Мы тебя просто используем… О! Обиделся. Три процента сразу сбросил… Девяносто семь. Ладно, сойдёт!

День прошёл без особых событий. В музей приезжали экскурсии, доходили до дверей и исчезали неизвестно где. Ева ловила себя на мысли, что никак не может к этому привыкнуть. Двор один, дом вроде тоже один – но музей сам по себе, а они сами по себе.

Бермята готовил, ел и всех кормил. Настасья ещё дважды устраивала себе автоспатокинез. Магент Веселин перешивал пуговки у своего пиджачка. Среди пуговок, как он сам говорил, была одна стреляющая круглыми мушкетными пулями, но Юстик не помнил какая, поэтому просил рядом с ним не стоять.

То и дело юноша припоминал, что он тут не просто так, а лицо должностное, кроме того – лицо, обогащающееся опытом, и, переходя на шёпот, спрашивал нечто в духе: «Вы же всех знаете в преступном мире, да? А у вас есть связь с бабками, которые растят грибы?»

Гризельда после ранения чувствовала себя так неплохо, что выбежала на звонок почтальона, принёсшего счёт за кипячение живой воды. В результате почтальону самому потребовалась живая вода.

– А что, госмаги не знают, что живую воду не кипятят? – с интересом спросила Настасья.

– Они-то знают. Но им главное магры собрать, а воду можно подавать и холодной, – сказал Бермята.

Ева несколько раз звонила маме и один раз папе. Мама в цирке отмачивала варана. Во время неудачной линьки кожа пристала ему к морде, присохла, и теперь варан ничего не видел. Папа, как всегда, задавал подробные и занудные вопросы, где она, с кем она, почему именно там, почему именно с ними, что делает сейчас, что будет делать через пять минут, а потом сразу забывал всё, что она ему отвечала. Как Ева подозревала, не без помощи Бермяты, который чертил пальцем на телефоне всякие значки.

Один раз, когда Ева выглянула во двор, ей показалось, что в одной из экскурсий мелькнула знакомая фигура в надвинутой на глаза бейсболке. Фигура внимательно слушала, сколько семейство Чеховых платило за год за уголь и дрова и где гуляли собачка без спины, ставшая прообразом Каштанки, и ленивый кот Фёдор Тимофеевич.