Дмитрий Емец - Последний стожар [litres]

– Думаешь, экранирование?

– Угум. И очень хорошее. Вызови атланта – пусть её вышибет! На големов мало что из магии действует. Разве что самая грубая, атакующая…

– А ты не боишься, что я атланта потом на тебя натравлю? – покусывая губы, поинтересовался Юстик. Он достал бляшку в форме маленького щита и вызвал атланта. Атлант, выдернутый младшим магентом из оцепления, цеплял макушкой потолок. Его голова была стандартно прекрасна: правильный греческий нос, твёрдый подбородок и навеки уложенные мраморные кудри. В руках у атланта была шипастая дубина.

– № 598! Приготовься к бою! После этого открой дверь и задержи всех, кто будет внутри! – взмахнув бляшкой, велел Юстик.

– Выполняю! – пророкотал атлант и, вскинув на плечо дубину, толкнул дверь.

Дверь не приложила никаких усилий, чтобы открыться, а просто исчезла с сухим хлопком. В следующий миг на атланта бросилась жуткая тварь с обезьяньей мордой и нанесла ему удар длинной лапой. Первым же ударом ей удалось сорвать с голема защитный жилет и добраться до глины.

Стожар и Ева оказались сзади. Умный Филат, предвидя подвох, придержал Еву и задвинул её к себе за спину. Юстику же не повезло. Первым ударом кожистого крыла он был отброшен в темноту, где и скрылся вместе со своей глупой отвагой, усыпляющей трубкой и стреляющими пуговицами. Ева пыталась высунуться из-за спины стожара. Во мраке что-то барахталось, каталось по полу, и шум боя перекрывался монотонным, как у автомобильного навигатора, голосом атланта: «Вы задержаны! Пожалуйста, зафиксируйте свои зубы, когти и крылья в стационарном положении!»

Хлопали кожистые крылья, летела пена, и всякий раз, как атлант и жуткая тварь обменивались ударами, возникали яркие жёлтые всплески. Кое-как оторвав от себя разъярённого зверя, атлант размахнулся дубиной с шипами, но стожар не позволил ему пустить её в ход. Он вскинул руку – и шипы дубины засели в потолочной балке. В следующую секунду из рукава Филата метнулось нечто похожее на зелёную лиану и мгновенно оплело атланта по рукам и ногам.

Сшибив атланта с ног, тварь кинулась к Еве. Стожар защищать её не стал, а ловко отпрыгнул в сторону. «Предатель!» – возмутилась Ева, однако вместо того, чтобы растерзать её, жуткая тварь прижала её к груди и с ней вместе принялась прыгать, издавая квохчущие звуки с обезьяньим уклоном.

– Ты что, не узнала? Это же твоя горгулья! Её посадили здесь охранять!.. Жуть! Я потратил девяносто семь капов! Пятьдесят – чтобы разобраться с дубиной, и ещё сорок семь на живую лиану… – тоном старого скряги пробурчал стожар.

Горгулья перестала прыгать и вернула Еву на пол. Потом покосилась на стожара и продемонстрировала ему очень выразительные клыки. Пленённый атлант лежал на полу и неспешно дёргал руками и ногами. Из лианы торчали уже только его ступни и белая прекрасная равнодушная голова.

Горгулья подпрыгивала, хлопала крыльями и пыталась положить Еве на плечо обезьянью морду.

– Попроси её куда-нибудь сгинуть! Представь, чего от неё хочешь, а потом коснись её. – Филат стоял бледный, во что-то вслушивался и, казалось, не радовался, что история с горгульей закончилась благополучно.

Ева представила, как горгулья бегает по дому, и коснулась её. Пальцы слабо осветились, в подушечках возникло покалывание. Горгулья рванулась к лестнице и исчезла.

– Ой! – воскликнула Ева. – Как я это сделала?!

– На редкость бездарно! Ты перелила в неё полтора магра рыжья, а можно было сделать это же за один кап зелени! – сказал стожар.

Откуда-то вынырнул Юстик.

– Невероятно! Ева ухитрилась понравиться горгулье! – воскликнул он.

– Ева ухитрилась понравиться даже мне. Но тебе я её хвалить не разрешаю… Тшш! – Стожар стоял у стены и, напрягая зрение, вглядывался в полумрак за приоткрытой низкой дверью. Полумрак был странный: серый, подвижный, он то вспыхивал, то куда-то уползал, оставляя тревожное и двойственное ощущение. С одной стороны, тебе казалось, что ты видишь ВСЁ. С другой же – понимал, что не видишь НИЧЕГО.

Филат послал осветительную искру, отделившуюся от его ногтей при взмахе руки. Искра покатилась по воздуху как яблоко – белая, круглая, с нечёткими границами, но света от неё было мало. Лишь когда она стукнулась в дальнюю стену и сухо лопнула, на миг возник старый шкаф-стеллаж с открытыми полками и рядом нечто вроде огромной чугунной ванны.

– Освети ещё! – попросила Ева.

– Хватит. Я и так потратил на искру три капа.

– Ты вечно считаешь капы. Свои, чужие… – заявил Юстик.

– Чтобы тебе нахамить, мне придётся потратить два капа и две калории. А чтобы врезать – одну калорию и ноль капов. А теперь прими во внимание мой принцип строжайшей экономии и сделай выводы! – сказал Филат.

Юстик стоял у порога. В шаге от него пролегала граница, дышащая незримой смертью. Практикант то придвигался к границе, то пятился. Она и влекла его, и пугала. Под глазами у него залегли синие круги.

– Мама говорила мне: «Никогда не вглядывайся в темноту! У неё слишком много разных оттенков. Ты сойдёшь с ума!» – сказал стожар.

– Ты говорил с Фазанолем? Видел его? – с тревогой спросил Юстик.

Филат смотрел на колеблющиеся, постоянно меняющиеся границы полутеней за порогом – они завораживали его, замедляя речь.

– Видел… да… А вот говорить с Фазанолем… это не разговор… это совмещение сознаний… быстро разбираешься, чего Фазаноль хочет от тебя и что обещает. И порой он даже что-то даёт, но потом всегда оказывается, что он тебя обманул. Либо он дал нечто, что ты получил бы и без него, но не того качества и раньше времени, либо подсунул своё взамен того, о чём просил ты… – Филат презрительно шевельнул в воздухе рукой, протянув её к завесе полутеней. Но до границы руку не довёл и опустил её. – Будто ты нырнул в пруд, где темно, страшно и холодно, а потом тебя из темноты начинают прощупывать, искать в тебе лазейки… К каждому у Фазаноля свой ключ! Иногда он просто предлагает тебе рыжьё и показывает, сколько разного можно получить за это рыжьё. Если же нет – приводит тебя во внутреннее волнение, заставляя запаниковать, а потом наносит штопорный удар в твоё слабое место…

– Как? – спросила Ева.

– Очень просто! – раздражаясь и потому уже не так медленно, сказал стожар. – К человеку есть два ключа: слова и чувства! Слова – это либо единичные предметы, либо логические цепочки, составленные из предметов и отвлечённых понятий. В самом простом виде тебе говорят «дерево» или «хлеб» – ты понимаешь, что речь идёт об определённом предмете, и либо относишься к нему нейтрально, либо начинаешь его желать. Например, «перегоревшая лампочка» не вызывает у тебя сильных эмоций, а «гоночный велосипед» может вызвать… Но со словами попроще, тут всё же стоят фильтры, мы можем себя притормозить. Например, прочитав на бумажке «шоколадный эклер», мы не начинаем грызть зубами стол. Когда же речь идёт напрямую о желаниях – тут сложнее, тут можем начать грызть. Желания переливаются из сознания в сознание как-то сразу, вдруг. Они просачиваются поначалу по каплям, потом набирается критическая масса – и всё… прорыв обороны… Чтобы колотить друг друга кулаками, совсем не обязательно знать слово «драка».