Р. Дж Баркер - Костяные корабли [litres]

– Джорон Твайнер. – Он обернулся и увидел ветрогона.

Теперь перед ним стояло совсем другое существо. Все еще худой, все еще хрупкий на вид, но перья у него на голове стали великолепными – черными в ночи, а при дневном свете они становились синими, золотыми и красными.

– Я сожалею, что они забрали твоих людей, – сказал он, кивая в сторону кораблей, постепенно исчезавших в сиянии горевших за ними костей. – Нет, не сожалею, – продолжал он. – Они будут жить.

И он, беспрестанно кивая головой, издал повторяющийся клекот. Джорону сначала показалось, что сейчас ветрогона стошнит, но потом он понял, что говорящий-с-ветром смеется.

– Ты не думаешь, что мы уцелеем? – спросил Джорон.

– Кто знает? Ты знаешь? Миас знает? Никто не знает, – сказал ветрогон.

– И все лишь для того, – заметил Джорон, – чтобы спасти нас от самих себя, однако мы не хотим быть спасенными.

Ветрогон перестал двигаться и застыл в абсолютной неподвижности, и Джорону показалось, что он слышит отзвуки песни ветрошпиля, принесенные ветром.

– Морская сестра знает, что вы ее защищаете, Джорон Твайнер. Морская сестра много знает.

– Ты можешь с ней говорить?

– Говорить? – И он снова издал клекот: Ярк, ярк, ярк. – Не говорить. Мы маленькие, быстрые. А она большая и медленная.

– Но ты можешь сделать так, чтобы кейшан понял? Сказать ему, чтобы он спрятался от «Охотника Старухи»? И присоединился к нам потом?

– Ты станешь прятаться от насекомого? – спросил ветрогон.

– Нет.

– А от миллиона насекомых?

– Да, – сказал Джорон.

– Это, – ветрогон постучал клювом по сломанным поручням «Дитя приливов», – делает вас миллионом насекомых. Но морская сестра не понимает.

– А ты можешь сделать так, чтобы она поняла? – спросил Джорон.

Ветрогон обратил к нему маску с нарисованными глазами.

– Ветрогон думает быстро. Как ты. Она медленная. – Он повернулся и исчез в люке, ведущем на нижнюю палубу.

– Я думаю, что он имел в виду «нет», – сказал Динил с того места, где он привязывал веревку, закрывая брешь в разбитых поручнях, чтобы никто не вывалился за борт.

– Да, – сказал Джорон.

И в голове у него вновь прозвучала песнь ветрошпиля.

Только через три дня пути они увидели аракисиана. Три тяжелых дня, когда погода изменилась. Эйлерину пришлось прокладывать новый штормовой курс, ветер никогда не дул в нужном направлении, и курсер не слышал в песне ветра намеков на то, что он изменится. Поэтому «Дитя приливов» сворачивал направо и налево, преследуя вихре-змея зигзагами, и всякий раз, когда приходилось делать поворот, Коксвард исчезал в трюме. Там, по колено в вонючей воде, он слушал кости, скрип, вздохи, треск и понимал их даже лучше, чем любовники, которые в темноте прижимаются друг к другу в надежде почувствовать тепло. А после каждого поворота он поднимался на верхнюю палубу, промокший и грязный, и его лицо становилось все более мрачным, его язвы выглядели все хуже, и он не мог порадовать Миас хорошими новостями.

Тем не менее они летели дальше.

Погода стала холоднее и невероятно промозглой. Дождь не прекращался и иногда был совсем мелким – всего лишь повисшая в воздухе влага, а временами превращался в ливень, такой сильный, что Джорон не мог даже разглядеть руку, которую подносил к лицу. У них не хватало курток и теплых вещей, поэтому после окончания вахты им приходилось снимать верхнюю одежду, отдавать ее тем, кто заступал на вахту, и дрожать, прижимаясь друг к другу, или лежать в гамаках под тонкими одеялами. Они находились в бедственном положении.

С островов исчезли веселые цвета теплых месяцев – так далеко на севере не было пурпурных джионов или розовых варисков, на них росли серые, низкие, прижимавшиеся друг к другу растения, дрожавшие на ветру, и возникало ощущение, будто острова качаются вместе с ними.

Все это казалось нереальным и тревожным.

Однако команда мужественно переносила все невзгоды. В то время как Миас, Джорон и Динил прекрасно понимали, как мало шансов у потрепанного и поврежденного «Дитя приливов» в схватке с «Охотником Старухи», команда не испытывала ни малейших сомнений. Их победа над кораблями Суровых островов подняла репутацию Миас на недосягаемую высоту. Они были уверены, что не могут проиграть с Удачливой Миас на корме, говорили о больших размерах «Охотника Старухи» и его неповоротливости, называли его медленным, как морской слизняк. Говорили, что Удачливая Миас будет нарезать круги около своей сестры.

Джорон хотел бы разделить с ними их уверенность.

Но у него не получалось.

Впрочем, имелись и маленькие удовольствия. Ветрогону стало нравиться прогуливаться по палубе, часто его сопровождал пронзительно каркавший и ругавшийся Черный Оррис, и, хотя пользы от обоих не было никакой, оба проявляли невероятное любопытство ко всему, что происходило на корабле. Команда, которая сначала пугалась, потом благоговела перед говорящим-с-ветром, приняла и приветствовала его присутствие. Теперь Джорон часто проходил мимо ветрогона, обратившего маску в сторону кого-то из детей палубы, объяснявшего ему какие-то тайны жизнедеятельности корабля или что-нибудь самое обычное.

Джорон дважды спрашивал у Миас, могут ли они использовать ветрогона, чтобы увеличить скорость корабля и перестать постоянно менять галсы. Сначала она спокойно объяснила ему, что им нужно сохранить возможности ветрогона, чтобы у них остались хоть какие-то шансы в схватке с «Охотником Старухи». Во второй раз уже не так терпеливо поставила в известность, что у него нет права подвергать сомнению ее действия на корабле.

Он продолжал дружить с Динилом, хотя все разговоры заканчивались одинаково. Предстоящее сражение с «Охотником Старухи». Конец. Динил отказывался развеять сомнения Джорона и говорил лишь о долге флотского офицера. Вот почему когда они проводили время вместе, то читали книги по навигации или изучали карты Разбросанного Архипелага, потому что других тем не осталось, как и не было утешения.

Так для Джорона проходил один мрачный день за другим.

День, когда они заметили красные крылья аракисиана, выдался для Джорона особенно тяжелым. Он обрадовался, снова увидев кейшана, – Джорон ощущал странное родство с ним, даже нежность – хотя знал, что если им удастся спасти его от «Охотника Старухи» – а тут у него были большие сомнения, – им все равно придется его убить. Джорон чувствовал, что аракисиан заслужил большего и не должен становиться разменной монетой политики Архипелага. Кейшан обладал величием, какого Джорон никогда не встречал прежде, могуществом и красотой, превосходившими великолепие пятиреберного корабля под полными крыльями.